Своя правда

Степан, впервые столкнувшийся с подобной жестокостью, испытал такой шок, что недели три вообще не выходил из дома. Просто лежал на диване, отвернувшись лицом к стене. Ни с кем не разговаривал. Почти не ел. Рыдал. Скрипел зубами. Стонал от злобы, горечи и бессилия. Родители, перепуганные насмерть, не знали, как привести сына в чувство.

Мать сходила с ума от тревоги, советовалась с докторами, тихо плакала в ванной от страха за сына. Отец, устав переживать, стал ночевать в мастерской. Бабушка ходила неслышно, шептала молитвы, задумчиво глядела в окно, покачивая седой головой. А однажды присела рядом с внуком на краешек дивана, осторожно тронула его за плечо.

– Степушка, детка, ну что ж ты? Надо жить, внучок, дальше. Не хочется, а надо. Ты, Степушка, не кручинься. Слезами горю не поможешь. Тоска, она, конечно, гложет сердце, но ты не поддавайся.

Степан поднял голову от подушки.

– Тяжело, бабушка. Ничего не хочется. Совсем ничего.

Старушка вздохнула и ласково улыбнулась.

– А ты в церковь сходи, свечку поставь за упокой Димкиной души, помолись перед святой иконой. Тебе и полегчает. Память душу согревает, а молитва отчаяние отводит. Сходи, милый. Просто постой в храме, помолчи, поплачь, и сразу почувствуешь, что и слова нужные находятся, и сердце оживает…

Степан ничего не ответил, только обернулся к иконе, висящей на стене, и внимательно посмотрел в мудрые печальные глаза Богородицы. А наутро встал и пошел в ближайший храм.

С того дня жизнь его переменилась. Молодой человек повзрослел, возмужал, и, хотя в глазах затаилась глубокая печаль, стал спокойнее, рассудительнее и выдержаннее. Родители радовались, что сын потихоньку оттаивает, втягивается в привычный ритм, погружается в учебу, и почему-то не замечали нового увлечения. Или не хотели замечать до поры до времени.

А Степа, получив, наконец, диплом философского факультета, прямиком отправился в духовную семинарию, чем не просто изумил родственников, но и напугал их. Мать, прорыдав сутки, категорически восстала против странного выбора сына, кричала, топала ногами, падала в обморок. Отец молча сжал кулаки и так хлопнул дверью, что штукатурка посыпалась на пол и жалобно зазвенели бокалы в буфете.

И только бабушка, встав перед иконой на колени, тихо прошептала, покачивая седой головой:

– Чудны дела твои, Господи.

Не зря говорят, испытания даются по силам. Вот так и несчастье, посланное молодому человеку, изменило его путь, а, быть может, попросту вернуло на предначертанную дорогу. Теперь отец Степан стал настоятелем большого храма в селе Никольском в Белгородской области, возрождал его к жизни. Отдаленность от столицы его не пугала, он ни о чем не сожалел, ни о ком не скучал и никому ничем не был обязан. Свое тридцатидевятилетие встретил спокойно. Депрессия, меланхолия и уныние его давно покинули.

Став священником, он зажигал в сердцах людей веру и милосердие, вместе с прихожанами делал множество добрых дел: раздавал деньги нуждающимся, собирал продукты для бедных, поддерживал скорбящих. Духовное руководство верующими доставляло ему так много чистой радости, что он не жалел ни сил, ни средств для этого.

Храм стал центром всей его жизни. Дела храма стали его делами. Проблемы прихожан стали его проблемами.

Счастлив тот, кто может подарить счастье другим. Степан был счастлив своими делами, своей верой и бесконечными заботами. И ничего иного не желал. И не боялся новых испытаний, потому что знал: они только укрепляют веру и душу, наполняют жизнь новым смыслом, озаряют иным светом и порой дарят много неизведанного доселе счастья.

Глава 8

Целую неделю Вера места себе не находила. Никак не могла успокоить обиженное сердце. Прокручивала в голове варианты дальнейших действий. И, как назло, ничего толкового придумать не могла. И тогда отправилась к Софье.

Накупив разных вкусностей для Катюшки, она появилась в квартире сестры без всяких предупреждений. Соня, открыв дверь, радостно улыбнулась.

– Ой, Верка, ты как ураган! И опять без звонка. Хотя бы предупредила, я бы тортик испекла, чтобы тебя побаловать, ты же любишь сладенькое.

– Перестань, ничего не нужно. Вон, возьми пакет, там вкусности для Катюши. Да и нам хватит. Ставь чайник.

Сестры, обнявшись, прошли в комнату. Они все понимали и друг про друга, и про эту жизнь, и про своих родителей.

– Сонь, ну? Вот что ты молчишь? – не выдержала Верочка, привыкшая идти напролом.

– А что ты хочешь от меня услышать? – старшая сестра тяжело вздохнула.

– Как что? – Вера, подскочив, даже хлопнула ладонью по столу. – Как это что? Я тут с ума схожу, а ты все улыбаешься.

– Вер, перестань, не нагнетай. Я и так целую неделю как в дурдоме. Даже работать не могу, все думаю о твоем «открытии». А что прикажешь делать? Все бросить? Сидеть и рыдать? Зачем? Для чего?

– Вот какая ты, Сонь, правильная, даже противно! – Вера возмущенно передернула плечами. – Но ведь мы не можем обманывать друг друга и делать вид, что все в порядке, правда? – она тронула за руку сестру. – Ну, проснись же ты! Давай, давай что-то делать!