Своя радуга

И нет пулемета.

Петр со злостью взглянул на свой кольт. Впрочем, бессмысленные сожаления. Он перенес взгляд на головной австрийский дозор, поудобнее положил пистолет, и большим пальцем взвел сухо щелкнувший курок. Сероватые мундиры расплывались в тонких прицельных приспособлениях. Он реально представлял себе возможности своего оружия. Наметанный глаз мерил дистанцию. Нет, и до этих еще далеко… Пистолетный патрон имеет слишком крутую траекторию. Сейчас целься в голову, хорошо если попадешь в ноги… Возможно ему стоило раскошелится на маузеровский пистолет-карабин в колодке, который так настойчиво когда-то рекомендовал ему продавец. Но опять же, бессмысленные сожаления.

Австрийский дозор тем временем подходил все ближе.

– Ого-онь! – Раздался слева отчаянный голос Медлявского, и тут же в подтверждение сухо треснул выстрелом его наган. С секундной задержкой бухнул винтовочный залп. Петр аккуратно взяв превышение тоже нажал на спуск. Пальба всем миром вышла на удивление результативной. Офицер шедший впереди совершенно без запинки нырнул, не выставляя рук, вперед, лицом, в дорожную грязь, и вонзился в неё нелепо вывернув руку; круглое кепи с кокардой подскакивая укатилось от него вперед. Несколько солдат за ним упали как кегли. Один попытался сдернуть винтовку с плеча, но вдруг обессилел, уткнул её прикладом в землю, как опору, не сдюжил, прижался к ней щекой и сполз вниз. На ногах из всего дозора осталось всего четверо. Сняв с плечей винтовки они бросились к обочинам и нырнули за деревья. Вот один высунул голову из-за широкого дерева, – справа от Петра тут же хлестанул выстрел и австриец ухватившись за лицо опрокинулся на спину. Петр посмотрел направо. Самокатчик удовлетворенно передергивал затвор. Метко его карабин бил, правда не только по австрийцам, но и по Петровым ушам… На самой дороге среди лежавших вповалку тел кто-то мучительно застонал. Треснул ответный выстрел одного из уцелевших австрийцев.

– Пачечный огонь! Выбор целей по усмотрению! – Пришел слева крик Медлявского. – Беречь патроны!

На повороте дороги, голова австрийской колонны замерла, кто-то – очевидно офицер – поднял руку, повелительно крикнул, тотчас эхом ему завторили несколько приказных голосов, и колонна зашевелилась, распадаясь на отдельные частички растворяясь за обочинами в лесах. Грохнуло несколько наших выстрелов. Наступила минутная заминка, и в этой тишине слева от Петра, хлопнуло быстро несколько раз, с каким-то игрушечным петардным звуком. Петр глянул туда. – Раненный со своим жилеточником.

– Ты-то, курва, патроны побереги, ради Христа! – Рыкнул Петр. – Хоть поближе им дай подойти!

Снова хлопнул карабин справа, и там где прятались остатки австрийского дозора кто-то надрывно закричал. Тресканули нестройным хором несколько винтовок. Оставшийся от дозора – последний? – не сладил с нервами, и побежал назад к своим, впрочем, грамотно, не выскакивая на дорогу и петляя меж деревьями. Дал по ушам карабин справа, – бегущий австрияк ослабев в коленках, боком сделал несколько неверных шагов и осел в землю.

– А, калачи-крендели, струны-балалайка! – радостным голосом крикнул кто-то незнакомый слева. – Дали австриякам!

– Пустили юшку с носа!..

На дороги среди тел кто-то вяло зашевелился. Справа снова гавкнул карабин, шевеление прекратилось. Петр поглядел на самокатчика, тот оттянул затвор и сноровисто улаживал в гнездо новую обойму.

– Убитые есть? Раненные есть? – Дал голос Медлявский.

– Нет!

– Все целы вашебродь!

– Славно поработали, братцы! – Воодушевился голосом Медлявский. – Ну теперь глядите в оба. Попробует австрияк лесом к нам подобраться.

– Ничо-о, пусть идет!

– Уважим францев-ёсифов, вашбродь!

– Паженим с пулей!

– Не ба-аалтать! – Паровозным ревуном обозначился слева Васильчиков.

– Зорче гляди братцы! – Звенел победной фанфарой Медлявский, – теперь уж австрияк нахрапом не попрет! По– воровски посунется! Зорче гляди!