Своим судом

Вечером в комнате Михайлова собралось все начальство. Старик Три Ниточки открыл производственное собрание по проведению надвигающегося мероприятия. Первой докладывала Анюта. Она сообщила, что малосольная осетрина тает во рту, а котлеты тоже готовы, только жарить осталось, чем она и будет заниматься с самого утра. При упоминании об осетрине Три Ниточки загрустил, но вида не подал, а инспектор Борис Самсонович проглотил горячую слюну и спросил мимоходом — нельзя ли, мол, килограмма три-четыре-пять с собой в Москву захватить… Анюта разозлилась, но Три Ниточки сказал ей, чтобы не бузила зря, и заверил товарища, что «сувенир» организуют как следует, не стыдно будет показать дома. Три Ниточки подумал и сказал Нине Сергеевне, чтобы прислала с утра женщину в помощь Анюте. Та кивнула согласно, поскольку имела в своей группе несколько женщин-изолировщиц.

Долго обмозговывали, как бы собраться всем вместе, но от этой мысли пришлось отказаться, не было подходящего помещения. Порешили, что люди Нины Сергеевны будут отмечать праздник у себя, а водолазы — у себя.

— Но вы уж, пожалуйста, Нина Сергеевна, к нам в гости… — галантно заявил старик.

— Приеду, конечно, — сказала инженерша. — Поздравлю своих и приеду…

«Еще бы… — подумал Женька Кузьмин. — Куда денешься?..»

Шестеро работали весело, с подъемом, а к вечеру зашабашили — поступил приказ приготовляться. Женька отгладил штаны себе и старику Три Ниточки, выволок из чемодана роскошный канадский свитер и подготовку, можно считать, закончил.

В четыре часа старик и инспектор Борис Самсонович отбыли поздравить людей Нины Сергеевны. Отсутствовали они часа два или больше, за это время все успели собраться в общем вагоне, из которого предварительно удалили перегородку, затруднявшую передвижение из клуба в столовую.

Столы были накрыты как полагается: осетрина, бутылки и графины с водой, чтобы запивать спирт — у кого слабое горло. Анюта стояла в дверях кухни, сильно довольная всеми, и улыбалась Женьке.

Женька Кузьмин и Толя Чернявский сидели за столом с механиками водолазного катера, а Михайлов находился за столом один, свободные места предназначались Нине Сергеевне, старику и инспектору.

— Чует мое сердце, Женя, — грустно сказал Толя Чернявский, — спать нам с тобой в одном мешочке… — и пошел за магнитофоном.

— Чего душу морят? — закричал механик электростанции. — Сил нету!..

Михайлов опомнился от задумчивости, поправил галстук на полосатой капроновой рубашке и махнул рукой.

— Кому уж очень невмоготу, по маленькой — можно!

Зазвякало стекло, но столы оставались нетронутыми, как раньше.

— Жуки! — восхитился Женька, соображая, откуда у парней могло образоваться питье, если Три Ниточки сам ездил за спиртом и весь он стоял на столах.

Толя Чернявский принес магнитофон и хотел включить его, но под окнами загремела гусеницами машина.

— Слава богу! — вздохнула Анюта и приготовилась рассматривать Нину Сергеевну, в чем одета и как.

Нина Сергеевна оказалась в белом вязаном платье, удобно облегающем маленькую фигуру, и Анюта немедленно решила купить себе такое же, хотя и понимала, что дело не в платье.

Когда все уселись, старик Три Ниточки сказал про Советскую власть и про то, что надо к весне — кровь из носу! — протянуть дюкер, чтобы замыло траншею талой водой, а то придется опять вызывать за большие деньги земснаряд.

Инспектор отдела кадров говорил долго: и про революцию, и про текущую международную обстановку, и про то, что коммунисты и комсомольцы должны вести за собой народ и быть застрельщиками в социалистическом соревновании.

«Господи, ну чего он тянет? — тосковала Анюта. — Ясно же все…»

Анюте не терпелось подать горячее и посидеть хоть немного рядом с Женькой, но инспектор Борис Самсонович стал читать праздничный приказ по отряду, подписанный Назаровым.

Приказ выслушали внимательно, поскольку речь шла не о всех людях вообще, а о их отряде.

Потом инспектор приступил к выдаче грамот.

Награжденным сдержанно похлопали.

— Совсем забыл! — спохватился неожиданно Три Ниточки, вылез из-за стола и пошел на выход.

— Воду мутит старый! — усмехнулся Толя Чернявский.

Три Ниточки вернулся с пакетом и извлек три бутылки шампанского.

— Сухое! — ахнула Нина Сергеевна.

— Совсем забыл, — добрел Три Ниточки. — Специально вез. Подсаживайся, Анюта…

— Можно я с ребятами, Иван Прокопьевич? — Анюта уже проталкивалась со своей табуреткой к Женьке.

Три Ниточки передал бутылку вина водолазам и подмигнул, чтобы все делали как полагается.

Первый тост выпили за труд и дружбу. Толя и Женька пили чистый спирт, не разводили, так как Анюта уверяла, что чистый помогает от язвы желудка, и хотя у водолазов язвы до сих пор не обнаруживались, они не спорили.

Столик руководства стоял рядом. Инспектор Борис Самсонович горячо убеждал старика Три Ниточки в чем-то важном, но тот, видно, не понимал и отрицательно мотал головой.

— Уезжать намылился, — сообщила водолазам Анюта, нехорошо оглядывая гладкое лицо инспектора.