Своими глазами (сборник)

И вот мы их везем. Они там сидят рядом, переговариваются о своем. И трое не знают, что четвертый их завтра выдаст. И девочка эта не знает. Что не выполнят они никаких заданий. Что все их задание — умереть у немцев.

Глава пятая

— Вышли мы вовремя в заданный район, нашли внизу костры, выбросили группу. Мы ведь тогда не знали еще, что троих привезли, можно сказать, прямо на расстрел. В том числе и девочку эту.

Потом рассказывали, что тот, который их должен был выдать, ее любил. Вот такой роман…

Правда это, нет, — кто знает. Приврать народ тоже любит. Но ведь и такое могло быть, верно?

Да… А если б мы и знали — чего нам никак не полагалось — какая разница? Наше дело маленькое. Выполнил приказ — и ничего тебя не касается.

— А что с ними было дальше — не знаете?

— Понятия не имею. Да и откуда. Тем более что в тот именно вылет меня сбили во второй раз… и своих хлопот было выше головы.

И такое совпадение — это было седьмого июля сорок второго года. День в день — ровно через год после того, как меня сбили в первый раз. И тоже над Белоруссией.

Ветер был, гроза. И стали мы грозу обходить с севера. А поправку на боковой ветер учесть в воздухе довольно трудно. Короче, оказались северней, чем думали, километров на тридцать.

Темь полная, иду по приборам. И вдруг — будто взрыв у меня перед лицом, чувствую — словно глаза выжгло. Зажмурился, ничего не соображаю. Что такое?!

Штурман кричит:

— Прожектор! Уходи!

Тогда я понял, что это нас прожектор поймал. Ощущение — непередаваемое. Полная беспомощность. Будто тебя на ладонь посадили. Глаза открыть невозможно — словно бритвой их режет этот ярчайший свет, прямо в мозг ломит. Попасть ночью в прожектор, неожиданно, сразу — это очень деморализует, прямо парализующее действие оказывает.

Ну, я наощупь выдвинул до отказа газ обоим моторам, штурвал от себя, и на полной скорости — машина вниз скользит, как с горы, почти пикирует — отдаю левую педаль, чтоб как-то выйти из луча. И тут — разрыв!

Это немецкие зенитки дали залп, и первым же залпом они нас сняли. Служба ПВО у немцев, надо сказать, очень хорошо была поставлена, четко работали.

Потом уже оказалось, что мы проходили прямо над Витебским железнодорожным узлом. Они, видимо, засекли нас на подходе звуколокаторами, определили нашу высоту и курс, и когда мы подошли поближе — сразу врубили прожекторы и открыли огонь на изготовленных установках. Вот так — ошибся немного штурман мой в расчетах…

Очевидно, у меня осколком перебило бензопровод в правой плоскости, потому что оттуда сразу пошел шлейф пламени. А я был в левом довороте, на скорости, пламя срывалось — и огонь сразу перекинулся на фюзеляж, хвост гореть начинает.

Сзади — стрелок:

— Командир! Горим!

Ну а что — горим… Я сам вижу.

Единственный выход — попробовать сбить пламя. Моторы у меня на полном газу, правый уже захлебывается, я — штурвал круче от себя, пикирую с левым креном, скорость уже за семьсот, машина трещит… хорошие самолеты были «дугласы», прочные.

И как-то в самом деле удалось мне сбить пламя, бензин правому мотору я перекрыл, резко взял вправо, и вдруг — хоп! — ослеп. Ну ничего не вижу, словно черной тряпкой по глазам ударили. Это, значит, выскочили мы из прожекторного луча. Это я только через несколько мигов сообразил.

— Вроде, погасло, — докладывает стрелок-радист.

— Ниже давай! — кричит штурман, — чтоб не зацепили снова!

А я выше и не могу. Только один двигатель тянет. Второй, погорелый, заглушённый, я уж и не трогаю, естественно.

Снизились мы по приборам метров до пятисот, чапаем домой. Скорость — двести сорок — двести пятьдесят, сопим, значит, на честном слове и на одном крыле.

Но настроение — прекрасное! Летим — и поем: «В далекий край товарищ улетает!..» Ведь уже сбитые — а сбили пламя, ушли, не потеряли способность к полету. Как второй раз родились! Через час дома будем.

И тут — шарах! — какой-то странный свет. Откуда-то сверху, и тоже вполне яркий, ну… как фары догоняющего автомобиля.

Стрелок-радист докладывает:

— Похоже, ночной истребитель.

И начинает там сзади стрелять из пулемета. А нам в ответ — тр-р-р-р! — очередь сверху, одна пуля сквозь крышу прямо передо мной в приборную доску воткнулась, прямо в высотомер, только пыль стеклянная брызнула.

Это, значит, нас по выхлопу засек немец сверху. Они в качестве ночных перехватчиков любили использовать Ю-88. Машина скоростная, радиус действия большой, экипаж четыре человека — вот они на малом газу патрулируют квадрат и головами вертят. А тут им, видимо, передали наши координаты, и они специально нас высматривали, чтобы добить.

— Иван Григорьевич, но ведь… Ю-88 — это же бомбардировщик.

— Ну и что? Скорость у него — 480, любого нашего ночника он догонит спокойно. Бортовое вооружение вполне мощное. А летать может долго. И бронирован. Вполне успешно они их использовали в таком качестве.

Врубает он прожектор, специально для удобства поставленный, освещает цель — и штурман, значит, садит из своего спаренного крупнокалиберного пулемета.