Заброшенный аэродром — кладбище старых военных самолетов.
Бомбардировщик с выбитым остеклением фонарей, спущенные баллоны шасси, звезды на фюзеляже, отодранная обшивка.
Другой: отрезанные плоскости и хвост лежат на бетоне отдельно.
Третий: пустые пулеметные прорези в кабинах стрелков.
Трава меж бетонных плит, грязь и хлам под колесами: сигаретная пачка, разбитая бутылка, обрывок газеты.
Бесконечные ряды останков — некогда грозных самолетов.
По бортовым номерам и звездам — надписи мелом, кирпичом, аэрозольной краской: «хуй», «Биттлз», «Света + Саша = любовь», свастика, мегендоид, пацифистский знак.
Тихо возникает мелодия[1]
.Музыка эта звучит в черном роскошном «Мерседесе-600» — он приближается издалека по бетонной полосе вдоль ряда самолетов.
Приблизившись, «мерс» сворачивает и встает на просторной площадке: там уже несколько десятков модных машин: «БМВ», «Порше».
Машины стоят двумя группами, между ними — проезд к огромному ангару из рифленой жести.
Из «мерса» выходят четверо — две кожаных куртки, красный пиджак, деловой костюм — и идут к двери в воротах ангара.
На ходу — красный пиджак — в радиотелефон:
— Сегодня забит. Кинь стрелку на десять утра.
У дверей лениво стоят двое в камуфляже, с десантными «Калашниковыми». Деловито-разрешающе кивают входящим.
Внутри ангар полутемен и завален хламом вдоль стен. Середина пуста и ярко освещена несколькими направленными прожекторами.
В центре — приподнятая на полметра площадка вроде боксерского ринга: закинута брезентом, ограждена свисающим тросом меж угловых стоек.
Вокруг площадки — около сотни человек, в основном молодые крепкие мужчины. Стоят кучками, переговариваются, курят, шутят. Некоторые сидят — скамейки, раскладные и канцелярские стулья, несколько офисных кресел.
Двое заключают пари:
— Десять штук на Лелика против шести — идет? — Бьют по рукам.
Обрывки разговоров в толпе:
— …Вежливо говорю: ребята, можно посмотреть, кто за вами?
— …Ну-ну. Они на автоплощадку в Одинцово два танка поставили.
— …Счетчик уже вдвое настучал.
Под трос на площадку с противоположных сторон ныряют два коротко стриженных атлета в майках. Встают поодаль друг от друга, белозубо улыбаются в стороны публике, приветственно машут рукой.
Зал бурно приветствует, свист, аплодисменты:
— Лелик, давай!
— Видел шею?
— Джек! Джек!
— У него девятнадцать боев, понял?