— Хотел пострелять? Ну вот, давай, — говорит старик мальчику.
Мальчик смотрит назад, достает пистолет, открывает окно.
— Я не могу, — в отчаянии говорит он.
В окно БМВ высовывается автомат.
— Огонь!! — приказывает старик.
Мальчик целится, но оставляет попытку.
— Я не могу!! — почти плачет он.
Навстречу едет огромный фургон. Почти поравнявшись с ним, старик резко — его рука на рычаге на руке негритянки — тормозит!
Просвет дороги закрыт.
Избегая внезапного столкновения, БМВ выворачивает вправо.
…И БМВ перепрыгивает кювет и вязнет по брюхо в топком лугу.
С трудом открыв дверцу, вылезает мент с автоматом — и смотрит вслед исчезнувшей машине…
Старик, мальчик и негритянка едут в машине по Москве.
Старик смотрит на часы и останавливается у тротуара.
— Свободны, — объявляет он, не оборачиваясь.
— К-как?.. — растерянно спрашивает мальчик.
— Пока, пионер. Привет, черная пантера.
Мальчик и негритянка выходят из машины.
— А есть кому тебя пересадить? — спрашивает мальчик.
— Дверцу прихлопни, — говорит старик и уезжает.
Мальчик и негритянка в авиакассах. Она считает деньги.
— Есть только бизнес-класс, — печально говорит она.
Мальчик достает деньги и сует ей.
— Откуда у тебя? — отказывается она. — Нет, не надо.
— Это пять кило меня, — вздыхает он. — Плати за свой комфорт!
Мальчик провожает негритянку в аэропорту.
Они крепко обнимаются и стоят так… Потом она поднимает свою сумку и уходит. Машет ему уже за контролем — издали.
И он машет ей.
Ресторан, маленький зал, богатый стол, десяток зрелых мужиков. Старик среди них — оживлен, как и все.
Гомон — но без суеты, все фразы различимы, отдельные:
— А вода на Бермудах хуже, чем на Пицунде.
— Лучшие бабы — жены наших офицеров.
— А лучшая рыба — ерш! — В фужер сливается «Абсолют» и пиво.
Едят, накладывают — но каждая реплика выслушивается всеми.
— Шестнадцать процентов — за полгода это сколько?
— Девяносто шесть.
— Значит, надо семнадцать. — Кивок.
На другом краю стола:
— Время вынуть десять лимонов из водки и вложить в землю.
— Юго-Запад занят.
— Дать долю в порту.
— «Ты же меня спа-ас в порту, но, говорит, загвоздка есть, русский я па па-аспорту…» — Спевший эту фразу амбал в наколках натыкается на остановившийся взгляд собеседника — красавчика.
Амбал, меняясь в лице, осторожно берет бутылку и льет ему.
Тот берет рюмку, не отрывая взгляда от его глаз — и улыбается.
Облегченно улыбается и амбал: чуть не случился инцидент.
— Этот отвязок мой, — говорит старик.
— Не держатся у меня «мерсы», — реплика.
— А на «ролсах» только арабские шейхи ездят, — реплика-ответ.
— И утонул пароходик. Уж так они огорчались.
— Железо — оно всегда потонуть может, — как бы сочувствие.
Стук в дверь. Один из двух охранников у двери открывает — берет у официанта блюдо с лебедем: сидит как живой.
Ставит блюдо на стол. Чучело-чехол снимают с жареного лебедя.
Режут его. Жрут.
— Собака этого не стоила, — говорит старик.
— Не стоит, так и не стоит, — шутит один.
— Да что ты всё это. Всё понятно, — машет другой.
Третий наливает старику, чокается с ним, и все тянутся или подходят с ним чокнуться.
— Так как решает суд? — спрашивает (с хорошим лицом) старик.
— Это двести цистерн. Десятитысячник. — Реплика в стороне.
Сосед кладет старику руку на колено — весело, легко:
— Да мы тебе не судьи.
— Бог тебе судья, — дружелюбно говорит сосед напротив, выковыривая жареную улитку из раковины.
Старик меняется в лице. Обводит взглядом стол. Никто не обращает на него внимания. Избегают его взгляда.
— Полсотни шмар одним грузом! Они весь Гамбург натянут!
Смех.
— Я берег людей, — мертвым голосом говорит старик.
— Ты что, такой катала, по стольнику штук на буре снимает.
Он уже списан. Разговор без него.
— Поедем, сыграем.
— Ну что. Вроде все и обсудили.
Все начинают вставать, вытираются салфетками, отодвигают стулья, выходят.
Старик остается один за столом с объедками[10]
.Главарь сидит бледный на стуле посреди проходного зальчика. Четверо охранников в креслах по углам. При появлении паханов все встают. Ждут приговора. Паханы, проходя, молча пожимают главарю руку. Он расцветает и уходит с ними — последним.
Старик лежит на досках, обнаженный.
Два нагих атлета с лицами убийц приближаются к нему.
В их руках веники. Это парилка. Умело, крепко они парят его.
…Старик сидит на скамье у стены в «зале» бани. Один атлет, в джинсе, подает чистые белые кальсоны, старик начинает надевать их на ноги. Атлет держит наготове белую нижнюю рубаху.
…Старик, одетый, в своем кресле, в том же дощатом банном «зале», сидит у стола. Второй атлет, уже в спортивном костюме, наливает в стоящий перед стариком стакан водку до краев и придвигает тарелку, на которой лежит ломоть черного хлеба.
Старик выпивает водку и закусывает хлебом.
…Атлет в джинсе кладет перед стариком сигареты. Дает ему прикурить, кладет зажигалку у пачки.
…Атлет в спортивном костюме прокручивает пустой барабан нагана. Вкладывает в гнездо один патрон, замыкает барабан, и кладет револьвер перед стариком.
…Атлет в джинсе держит отрывной календарь, вырывает из него один листок, кладет перед стариком. Это завтрашний день, воскресенье[11]
.