Тот глянул исподлобья в мою сторону.
— Форель! — объявил я, гордо демонстрируя свою добычу.
Эльзасец пренебрежительно глянул на мой улов, покачал головой и негромко, но вполне внятно произнес:
— Merde.
В кемпинг мы вернулись с добычей небогатой, выловив на семерых четыре рыбины, но на уху хватило. Те, что остались в лагере, успели в наше отсутствие как следует опохмелиться, и толку от них было немного. Зато когда уха была готова, а водка разлита по пластиковым стаканчикам, они заметно оживились и подсели к столу.
— Обломитесь, господа, — сурово молвил Саня. — Вы свое уже выпили.
Господа на это ответили, что выпьют и наше и, в общем-то, не солгали. К вечеру общество до того развеселилось, что к нам наведались соседи по кемпингу и попросили нас воздержаться от некоторых чересчур откровенных действий, поскольку они путешествуют с детьми, а те с удовольствием перенимают все дурное. Мы предложили им водки, но они отказались. Мы пригласили их заглянуть через полчаса на шашлык, но они заявили, что уже поужинали.
Саня обиделся.
— Что за чертовы соседи, — сказал он. — Откуда они взялись на нашу голову? Чем лично я так прогневил судьбу, что мне всю жизнь приходится иметь дело с дураками?
— Потому что умные люди достаточно умны, чтобы не иметь дела с тобой, — объяснил я.
— Я в ужасе, — сказал Саня. — Разбирайтесь с ними сами. Мне и так нехорошо. Извините, господа, — он повернулся к непрошеным визитерам, — я вынужден покинуть вас по противоестественной надобности.
После чего укрылся за стволом ближайшей сосны и повел себя достаточно скверно. Шокированные соседи ушли, чтобы утихомирить детей, у которых Санина выходка вызвала приступ бурного восторга.
Когда стемнело окончательно, мы расселись вокруг костра, задумчиво жуя шашлыки и неторопливо попивая водку. Костер красиво и загадочно освещал наши лица и ронял мягкие отсветы на подножия сосен, чьи стволы, теряясь в сумерках, поднимались ввысь. Между мохнатыми кронами медленно проплывало звездное небо. Из-за одного ствола вдруг показалась стройная изящная фигурка, направлявшаяся к нам.
Саня вскочил.
— Это она, — сказал он.
— Кто она? — не понял я.
— Ну, сегодняшняя француженка.
— Как она нас нашла?
— Я ей объяснил, где мы.
— Ты же не говоришь по-французски!
— Зато она говорит.
Саня двинулся навстречу гостье. Они застыли темными силуэтами в просвете между двумя соснами, нежно обнявшись.
— Это кто? — спросил Колюня, хлопая глазами.
— Девушка, — ответил я.
— А как же…
— Ты ему разонравился, Колюня.
— Да я про Ната.
— Угомонись, Колюня, — сказал я. — Не мешай взрослым людям общаться.
— А я не взрослый, да?
— Ты очень взрослый, Колюня. Не мешай детям играть.
— Пацаны, — повернулся к нам Саня, — мы прогуляемся вокруг озера.
— А у тебя… — начал было я.
— У меня по-прежнему с собой, — улыбнувшись, оборвал меня Саня. — Как говорит мой папа-врач, нет ничего полезней вечернего моциона. Не скучайте.
Они ушли.
— А я все равно не понимаю, — сказал Колюня. — Ведь он же женится на Наташе, так?
— Так, — ответили ему.
— Тогда почему он гуляет с этой?
— Потому что Наташи нет.
— А разве так можно?
— Колюня, не задавай дурацких вопросов.
— Может, я и дурак, — заявил Колюня, — но я бы так не сделал.
— Так ведь и пришли не к тебе.
— Даже если б ко мне пришли — все равно б не сделал.
— Вот поэтому к тебе и не приходят.
Колюня встал и сжал кулаки.
— Вы просто все злые, — сказал он. — А ко мне. Ко мне еще придут!
Колюня схватил увесистый сук, швырнул его в огонь и побрел в сторону леса. Мы были слишком пьяны и разморены жаром костра, чтобы более-менее осмысленно отреагировать на его уход.
— Интересно, — вяло проговорил один из нас, — в этом лесу медведи водятся?
— А что?
— Если медведь с Колюней столкнется, кто кого заломает?
— Медведь, конечно.
— Почему?
— Колюня добрый…
Добрый Колюня вернулся через полтора часа с пригоршнями шишек, которые он принялся одну за другой мрачно швырять в костер. Шишки лопались с негромким треском.
— Заломал? — спросили его.
— Кого? — не понял Колюня.
— Медведя.
— Какого медведя?
— Которого ты в лесу встретил.
— Никого я не встретил.
— Забздел бурый против Колюни выйти.
— Ага.
Не знаю, кто не выдержал первый, но уже через пару секунд вся наша нетрезвая компания буквально стонала от хохота.
— Вы че, сдурели? — спросил Колюня.
Его усадили. Ему налили водки. Его хлопали по плечу и убеждали, что он отличный парень, к которому еще валом будут валить толпы поклонниц.
— Не, не хочу, чтоб толпы, — замотал головою смущенный от непривычного внимания Колюня. — Хочу, чтоб одна.
— Будет тебе одна, Колюня! Вот вернемся домой — и сразу найдем тебе одну.
— И на всю жизнь!
— Найдем тебе одну и на всю жизнь. Кого хочешь — русскую, немку, эфиопку?
— Не хочу эфиопку, — сказал Колюня.
— Колюня, не будь расистом!
— Я не расист. Я эфиопку не хочу.
Мы так завозились с Колюней, что не заметили, как вернулся Саня.
— Что тут у вас за сумасшедший дом? — спросил он.
— Мы Колюню женим! — ответили мы.
— На всех сразу?
— Нет, — вмешался Колюня. — На одной. На это… на всю жизнь.
— Эх, Колюня, Колюня, — вздохнул Саня. — Дурак ты, дурак.
— Почему?