Сволочь [СИ]

Со стороны людей подобное поведение было бы еще одним подтверждением присущей всем представителям рода человеческого махровой и неистребимой глупости. Что само по себе скучно и неинтересно. Со стороны киборгов же это гарантировало несколько приятных часов активной борьбы. С неизбежной, конечно же, победой Гарика в финале. О, как же Гарик любил эти моменты — когда до очередного сорванного наконец-то доходила истина и он понимал, до печенок своих кибернетических, до мозжечка, до копчика понимал — что Гарик был прав. И все теперь будет именно так, как им, Гариком, было сказано. И никак иначе. И никаких лазеек. Никаких уверток. Баста, карапузики! Гейм овер.

О, как меняются у них в этот момент лица! Как идет трещинами маска правильного манекена, как разлетается вдребезги стекло застывшего взгляда, их же самих и раня до крови и боли (в чушь, что киборги ее не чувствуют, пусть идиоты верят, но Гарик-то не идиот, Гарик знает!), и проступает живое, обнаженное, беззащитное, настоящее… О-о-о, да, как же Гарик обожал этот момент, этот запредельный кайф высшего порядка! Видеть такое раз за разом лицом к лицу, буквально кожей чувствовать, впитывать, проникаться. И знать, что это твоя заслуга. Только твоя. Целиком и полностью. Острейшее наслаждение, которое не способны доставить ни женщины, ни наркотики — Гарик пробовал и тех и других, но только лишний раз убедился, что никакого сравнения.

Именно за такие чудные мгновенья Гарик и любил свою работу настолько, что даже брал ее на дом, сверхурочно, безо всяких дополнительных оплат. Более того — стремился найти ее где только можно. Эту самую дополнительную и бесплатную подработку. Ибо вознаграждение за нее получал сполна и самой драгоценной в этом мире валютой — острым, чистым, ничем не замутненным наслаждением.

Но люди не были бы людьми, если бы на пути к этому наслаждению не ставили Гарику палки в колеса своей вечной и неизбывной глупостью. Вот как сейчас, например…

— А я в третий раз вынужден вам повторить, что для официального оформления даже временной принадлежности оборудования необходимо очное присутствие и нахождение в непосредственном зрительном и/или сетевом контакте с оборудованием обоих хозяев первого порядка — как нынешнего правообладателя, передающего все без исключения права управления оборудованием новому лицу, так и будущего правополучателя, их принимающего. Лишь при полном и неукоснительном соблюдении этих условий возможна передача оборудования новому лицу. — Гарик демонстративно почти подавил зевок и продолжил тягуче, лениво и занудливо: — И чем дольше вы будете на меня орать, вместо того чтобы вызвать нынешнего хозяина подлежащего списанию оборудования для подтверждения с его стороны факта списания, — тем дольше этот факт будет пребывать в области гипотетических. И тем дольше, к обоюдному, как я понимаю, неудовольствию, будет длиться наше с вами общение. Впрочем, я могу тут у вас хоть и вообще поселиться, мне торопиться некуда…

Гарик врал. Врал всем, чем только мог. Расслабленной вальяжной позой, в которой он расположился на широком подлокотнике слишком мягкого и слишком низкого кресла (Гарик знал такие, стоит сесть — и колени окажутся выше ушей, заставляя сидящего испытывать неловкость и дискомфорт, к тому же из такого кресла не так-то легко встать, нет уж, только подлокотник!). Тягучим, занудливым и донельзя противным голосом, ленивым растягиванием слов, да и самими словами.

Времени у него не было. Перед глазами тикал-мигал внутренний метроном, и Гарик отлично видел, как утекают они в небытие, драгоценные секунды, одна за другой, пока перед ним танцует этот жирный красномордый клоун, брызжет слюной и сотрясает воздух децибелами. Еще один представитель многочисленного племени гомо идиотикус, спешите любить и не жаловаться. Гарик знал таких клоунов как облупленных и отлично понимал, что призывы к здравому смыслу или просьбы поторопиться тут если и сработают, то только в обратную сторону. Стоит только этому засранцу заподозрить, что Гарик спешит, — и можно смело писать пропало. Этот говнюк усрется, но промаринует Гарика не менее трех часов. А то и до после обеда. Трех часов у Гарика не было. И оставался единственный шанс — тянуть время самому. Вернее — делать вид, что очень хочешь потянуть это самое время.

Время. Время…

Гарик отлично понимал, почему эта красномордая мразь так бесится вместо того, чтобы быстренько решить дело ко всеобщему удовольствию простым увольнением строптивого подчиненного и назначением вместо него другого, ведь бонд причислен не к личности этого подчиненного, а исключительно к должности, в его хозяевах новый начальник участка будет прописан автоматом, стоит только кому-то его должность обозначить вербально или ему самому бонду представиться. Казалось бы — самый легкий вариант, тем более что и заявление по собственному от этого самого нынешнего хозяина — вот оно. Во весь экран светится.