Таня осталась в цирке, ухаживала за лошадьми. Она любила лошадей, а лошади любили Таню. Таня ощущала свое родство с ними. Подозревала, что в прошлой жизни была лошадью.
Лошади, как и люди, – стареют. Лошадь Аслана Маня уже не могла скакать по арене, как прежде. У нее прогрессировала астма. Решили отбраковать.
Таня пошла к начальству, и они отдали ей Маню.
Сын вырос. Уехал в Англию.
Аслан выплыл из небытия с тем, чтобы развестись и забрать квартиру.
Он облысел, стал похож на обезьяну. Стройность перешла в худосочность. Таня смотрела на него и не могла понять: неужели этого задохлика она любила, и плакала, и ждала ночами…
Однако молодость прошла. Наступил средний возраст. Сорок восемь лет – ни туда ни сюда. Ровесникам она не нужна. Пятидесятилетние мужики ищут двадцатилетних с гладким телом, способных рожать. Остаются старички. Но что с ними делать? Дружить?
Таня махнула рукой на свое будущее. Сосредоточилась на настоящем. Ее настоящее – лошадь Маня. Маня занимала все время. Ее надо было кормить, прогуливать.
Таня надолго уезжала в поля – вот это настоящее счастье: простор, красота, единение двух живых существ.
Таня сидела прямо, позвоночник пребывал в легком массаже. Таня чувствовала все мышцы и каждую косточку. Сохраняла форму.
Лошадь – это спорт. И не только. Лошадь – это бизнес.
Таня научилась зарабатывать. Она продавала навоз – сто рублей ведро. Экологически чистое удобрение. Без химии и без пестицидов.
Она лечила бесплодие. Молодые женщины забирались в седло и делали «круги почета». Органы малого таза перетряхивались, кровообращение улучшалось, и, как это ни смешно, – бесплодие отступало. Женщины благополучно беременели.
Сеансы верховой езды брали и мужчины. У них тоже были свои проблемы. Маня пускалась в легкий галоп. Все, что надо, перетряхивалось, и очень часто этого было достаточно.
Врачи прибегают к таблеткам, уколам, имеющим побочные действия. А надо всего-навсего проехаться на лошади, размять застоявшиеся органы, активизировать кровообращение, вывести токсины.
Доход от бизнеса Тани-Мани был небольшой, но на еду хватало. К тому же не надо было ходить на работу, видеть тех, кого не хочешь, и делать то, что не нравится. И главное счастье – общение с Маней. Чувствовать своим телом ее теплоту, ее доброту и любовь.
Их двое на всей планете. Среди лугов и снегов. И небо сверху.
После Аслана Тане попадались мужские особи, но они как-то ухитрялись сесть на шею и свесить ноги. А Таня должна была их вести, как Маня. И она не могла понять: то ли они все такие захребетники, то ли она не стоит лучших. Лучшие мужчины достаются другим женщинам. Не ей. В таком случае – не надо никаких. У нее есть Маня. Маня не обидит и даже накормит.
Сын, конечно, существеннее, чем лошадь. Но сын далеко, у него своя семья. А Маня – близко, вздыхает в своем стойле за стеной, пахнет теплым нутряным запахом, довольно приятным.
Можно жить и так.
Анна Николаевна уже перестала быть Аней и даже Анной Николаевной. Перестала быть личностью.
Она ходила как зомби, и единственная привычка, которая у нее осталась, – это привычка есть.
Альцгеймер не имеет обратного хода, только вперед. Анна шла вперед в своем беспамятстве, тащила мужа за собой. И только забота о Тане держала его на плаву. Он хватался за эту заботу, как за соломинку. Он выживал Таней.
У Виктора Петровича было три обязательства: жена Анна Николаевна, моторы для лодок, Нефертити. Он все успевал. И даже не уставал, как будто его подключили к высокому напряжению.
Любовь – это и есть высокое напряжение.
Нефертити радовалась появлению Виктора. Без него – хаос и мрак. А с ним становилось понятно, как дальше жить, куда бежать.
Они садились в его машину – и вперед.
Оказалось, что без машины жить невозможно. Лошадь машину не заменяла. Лошадь – это член семьи, а машина – средство передвижения. Как она раньше жила без машины?
Виктор Петрович купил ей подержанную «хонду». Стал учить водить.
Какое это было удовольствие: нажать на педаль и почувствовать, как машина двинулась, послушная рулю.
Они выезжали в пустынные места, на заброшенные шоссе, чтобы никого не сбить ненароком. Виктор Петрович давал ей мастер-класс. Нефертити оказалась способной.
Он обеспечивал и культурную программу: пригласил Таню в театр.
Она принарядилась и вышла за калитку.
Виктор Петрович стоял возле своей темно-синей «вольво» – сухой, седой, врожденно элегантный. Нефертити была приятно поражена и впервые подумала о том, что раньше не приходило ей в голову, а именно: это ее мужчина. Вот он. Вот ее компенсация за испорченную жизнь.
Всю дорогу в театр она на него поглядывала, сидела притихшая. Потом спросила:
– От меня пахнет лошадью?
– Пахнет, – сказал Виктор Петрович.
– Вам противно?
– Нет, я люблю.
– Надо будет купить французские духи.
– Ни за что. Я не переношу химию.
– А навоз лучше?
– Лучше. Когда-нибудь будут выпускать духи с запахом навоза.
Весь спектакль Тане хотелось положить голову ему на плечо. Но она сдерживала себя.
Когда подъехали к дому, Таня обернула к нему лицо и сказала:
– Останься.
И он остался.
Утром его разбудило солнце.