Свора Герострата

— Милиция? Срочно пришлите кого-нибудь на Приморский проспект, дом четырнадцать, третий подъезд. Под лестницей два тяжелораненых человека.

— Кто говорит?

— Неважно, — я отключил радиотелефон, спрятал его в карман, при этом взглянул на часы: 16.06.

Время поджимает. Вперед!

Глава тридцать вторая

А телефонные войны продолжались.

* * *

— Накурили-то, японский бог! — посетовал, входя в кабинет, следователь по особо важным делам Сазонов Глеб Егорович. — Откройте хоть форточку. Дышать нечем.

— А на улице есть чем дышать? — лениво возразил Кирпичников.

Оба сразу же посмотрели на самого молодого из присутствующих, на тридцатидвухлетнего следователя прокуратуры Васильева с гордым именем Борислав. Имя Васильеву не шло, не подходило по всем статьям: в свои три с небольшим десятка он уже весил под сто сорок, был, как результат, неповоротлив, страдал сильной одышкой. Еще он без ума был от разных тортиков и прочей сдобы, что обнаруживает причинно-следственную связь несоответствия имени и облика.

В прокуратуре по молчаливому уговору сослуживцев вот уже два года занимались его «перевоспитанием». В основу процесса был положен принцип: больше движения, меньше еды. Страдающего Борислава гоняли по поводу и без повода. И на места происшествий, куда-нибудь подальше, в Кавголово, например; и в буфет за бутербродами, тоже — не ближний путь: через два этажа, сначала вниз, потом — вверх; и в непрерывные командировки; или вот форточку открыть, хотя и стол его дальше от окна, чем стол того же Кирпичникова. Васильев вздыхал, страдал, но подчинялся. Он давно свыкся уже с правилами игры в «перевоспитание», но от булочек с маком отказаться не мог, и каждый месяц прибавлял в весе еще на двести, а то и триста грамм.

Вот и теперь он обреченно вздохнул, болезненно поморщившись, встал и, колыхаясь, просеменил к окну.

Вместе со свежим воздухом в кабинет ворвались звуки большого города.

Кирпичников привычно раздавил в пепельнице окурок и вытащил из пачки новую сигарету. Глеб Егорович поставил портфель, уселся и твердой рукой пригладил седеющие волосы.

— Новости есть? — спросил он.

— Газеты читай, — буркнул Кирпичников. — Там — что ни день, то новости.

— Пришли результаты баллистической экспертизы, — поспешно ответил за Кирпичникова страдалец Борислав.

— С Политехом кто-нибудь связался?

Молчание.

На круглом лице Васильева — растерянность. Он явно ничего не знает про Политех.

— Японский бог, Лева, сколько можно?! Не до шуток сейчас. Я только что имел беседу с Петюней. Они там наверху совсем с ума посходили. Требуют достать третьего сегодня же. Говорят, звонил САМ, устроил разнос и все по нашему делу. И предупредил, что лично проконтролирует.

— Достанем, — спокойно отвечал Кирпичников.

Для тех, кто его хорошо знал, это короткое и впопад: «достанем» значило очень многое.

Сазонов снова пригладил волосы:

— Рассказывай.

Кирпичников чуть заметно усмехнулся.

— Сегодня утром в Политехе неопознанный экстремист подбросил ручную гранату в аудиторию. Один из преподавателей был убит на месте, пострадали еще шестеро студентов…

— Ну и что? — Глебу Егоровичу не терпелось. — Какое это имеет отношение?..

— Представь, самое непосредственное. Это случилось в группе Вениамина Скоблина.

— Во-от как! — Сазонов был потрясен. — Надо срочно в Политех. Борислав, собирайся.

— Сегодня пусть отдохнет, — миролюбиво сказал Кирпичников. — Ты, кстати, не дослушал.

— Есть что-то еще? — Сазонов в возбуждении не сумел усидеть на месте, вскочил, прошелся по кабинету, через каждую четверть минуты энергичным движением ладони приглаживая волосы, чем окончательно разворошил аккуратный пробор а ля старший следователь прокуратуры.

— Есть, — кивнул Кирпичников. — Я тут порылся в архиве. Оказывается, полгода назад уже имел место похожий случай. Стрельба из стечкина, внезапная смерть стрелка, отсутствие у него мотива.

— Погоди-погоди, — заторопился Сазонов, лихорадочно соображая. — Это тот случай в Пулково? Как же его звали… он ведь лейтенант был?..

Борислав слушал, приоткрыв рот.

— Верно, — подтвердил догадку Кирпичников. — Лейтенант МВД Смирнов Эдуард Алексеевич. Подчиненный нашего общего знакомца Игоря Павловича.

— Хватова, что ли, ты имеешь в виду?

— Его, его, и вот тебе еще один примечательный факт. Вчера Игорь Павлович появился на «выезде», походил, поглазел. Вроде бы, из праздного любопытства. Но интересовался подробностями, спрашивал.

— Японский бог! — с чувством высказался Сазонов.

— И далее, — Кирпичников поднял указательный палец. — Главным свидетелем по делу Смирнова проходил некий Борис Орлов. И этот же Борис Орлов учился в одной группе с Вениамином Скоблиным.

— ТРЕТИЙ! — уверенно подытожил Глеб Егорович. — Ну, Лева, японский бог, ты даешь!

— Приметы третьего, сбежавшего с оружием, и приметы Бориса Орлова совпадают, — добил Сазонова Кирпичников. — Кстати, сегодняшним утром его в Политехе не было.

— Что же мы сидим? — Сазонов подхватил свой портфель. — Надо же ехать, брать этого Орлова. Скорее надо, скорее!

— Скорее только кошки родятся, — заявил Кирпичников. — Не спеши, Глеб. До вечера еще далеко.