Конечно же, разведением в этом райском саду всевозможных вкусных и питательных овощей занимается не генерал-полковник. И наверняка — не его жена с дочкой. На то существует в нашей армии «боец», которого никогда не грех использовать в более мирных целях, чем, скажем, несение караульной службы. Будем надеяться, что те рядовые, о которых, помимо пятерых прапорщиков, говорил Хватов, на сегодня уже отразводили свое и отправлены в родную часть на вечернюю поверку. А значит, исходя из данного предположения, направление главного удара определено, утверждено и пересмотру не подлежит.
Что мы имеем по поводу пребывания искомых лиц в конкретное время и в конкретном месте?
В домике, на первом этаже, несмотря на то, что еще достаточно рано, светятся три окна. Я долго изучал окна в бинокль, но ничего полезного для себя в этом плане выяснить не сумел: окна были плотно зашторены, и лишь иногда мелькал за ними чей-то грузный силуэт.
Здесь положимся на слова Хватова; будем действовать из допущения, что ОНИ там и тоже пьют чай или кофе, или что-нибудь сорокаградусное в ожидании телефонного звонка. Стратеги.
Осталось двадцать минут.
Пора приниматься за работу. Я покинул свой наблюдательный пункт, спустился на землю, тщательно отряхнулся, сметая ладонью зацепившийся за материю костюма древесный мусор. Бинокль упаковал в сумку. Пистолет ремнями закрепил под левую мышку, подвесив его в хитроумном узле, которому меня научили в армии поднаторевшие в такого рода придумках старослужащие. Очень удобно выхватывать оружие из узла, если, например, лежишь, уткнувшись носом в землю под обстрелом и требуется обойтись минимумом движений, чтобы добраться до своего спасителя с вороненым стволом. Помню, у нас был целый комплект таких придумок и нигде не запатентованных нововведений. Комплект этот имел даже свое название: «школа пьяного таракана» — остроумно, на мой взгляд.
Сумку с ненужным больше инвентарем я припрятал здесь же, в лесочке; запомнил место, чтобы потом как-нибудь вернуться. И осторожно под прикрытием кустов и деревьев двинулся в обход забора, заходя даче в тыл.
Как всегда в экстремальной ситуации я испытывал то, что психологи называют «раздвоением личности»: один «я» пробирался уверенно и ловко через валежник, одновременно удерживая в поле своего внимания положение солнца, забор — справа, препятствия пересеченной местности, собственную скорость, ритм — ниндзя, одним словом; второй «я» следил за первым со стороны: холодно, без скидок оценивая правильность каждого шага, каждого движения руки или ноги — сэнсей, другим словом. И пока все, кажется, было нормально, в лучших традициях войск особого назначения МВД.
Добравшись до места, определенного мною с наблюдательного пункта в качестве оптимального для реализации стремительного броска, я взглянул на часы.
Итак, у нас есть еще семь минут. «Внутренние войска, вперед!» Я разбежался и, подпрыгнув, оттолкнувшись от верха забора руками, очутился на территории противника.
Лицом к лицу с оторопевшим солдатиком: рядовым, совсем еще мальчишкой с коротко стриженным затылком — пилотка заткнута за ремень — но с автоматом и штык-ножом в чехле на поясе.
— А? — только и успел спросить солдатик.
— Извини, друг, — ответил я, нанося ему короткий удар в солнечное сплетение.
Солдатик охнул и согнулся. Я немедленно рубанул его ребром ладони по шее за ухом, выключая совсем. Потом подхватил безвольно осевшее тело и осторожно положил под живописный, очень ухоженный кустик. Вот тебе, Игл, и «уехали в родную часть».
Та-ак. Что делать с автоматом? Игрушка полезная, выглядит более внушительно, чем самый внушительный стечкин. Пострелять мне из него вряд ли придется, но как фактор психологического воздействия — очень и очень. Но тяжелый.
Ладно, времени на размышления нет, возьму его. Я снял с солдатика автомат и, придерживаясь пока стены забора, стал пробираться к даче. Не наткнуться бы только еще на одного: такого же тяжеловооруженного, но более сноровистого, потому как на сверхсрочной службе и опыт побольше. Впрочем, пока никого не видно.
Я обогнул теплицы, оценив мельком зеленое огуречное буйство под запотевшим изнутри полиэтиленом. Теперь открытый участок — бегом мимо пристройки. Ага, здесь дверь — толчок кулаком, ручку на себя — без результата. «Заперто, догадался Штирлиц,» — совсем не вовремя вспомнилось окончание бородатого анекдота. Ломиться не будем. Это не входит в наши планы.
Присев на полусогнутых, я посмотрел за угол. Все как и прежде: снулый овчар, не менее снулый прапорщик, закуривающий очередную папироску, мирно беседующие за самоваром наседки. Самый ответственный участок — здесь. Риск, конечно, страшенный, но кто, господа, не рискует, тот… язвенник или трезвенник.
Все так же на полусогнутых я заскользил по стене пристройки к веранде, и тут меня заметили.