Хуже было с Ив — мамой Евы, она просто сидела, смотря отрешенно в окно, не замечая, как требовательно ползает вокруг нее, младшая сестренка Евы. Кто бы с ней не говорил, она не реагировала, а малышка становилась все более настойчивой, и я подозревала, как она начнет сейчас действовать. Недолго думая, я подхватила малышку на руки, и забрала с собой к тому месту, где мы сидели с Серафимой. Отец Евы одарил меня таким благодарным взглядом, что даже не пришлось дотрагиваться до повязок — слезы хлынули ручьем, и я попыталась их скрыть в волосиках малютки. Только тогда она и успокоилась, подсознательно понимая, что мне грустно. Девочка, имени которой я все никак не могла вспомнить, посмотрела на меня знакомыми зелеными глазами, такими яркими, что они кажутся нереальными, и я подумала, а останется ли с Евой этот цвет глаз?
Какие глупые мысли! — одернула я себя.
В доме всем командовал папа Евы, и когда пришло время ехать на кладбище, он и занялся этим. И впервые с того момента, как началось это прощание — Серафима приняла какое-то участие, она помогла подняться Ив, и та непонимающе посмотрев на нее все же пошла с матерью на улицу. А я так и осталась стоять с малышкой в руках посреди комнаты, когда остальные ушли, забыв обо мне и ребенке. Мне даже полегчало, когда я осталась стоять в этом доме одна-одинешенька, я смогла все же за столько-то времени, дать своему лицу расслабиться, перестать корчить эту мину жалости.
Малышка некоторое время отчаянно вертела по сторонам, понимая, что все знакомые лица исчезли, и что я, лицо не из тех, кого она любит. Девочка уже почти скривилась и захныкала, но я поспешно схватила со стула шаль Ив, и укутала ребенка в нее — это было явно слишком мало, и все же малышка не стала плакать.
— И что же мне с тобой делать? Придется ждать возвращения всех твоих.
Мы уютно устроились на кухне, где я покормила девочку, это было мне не впервой, близнецов я кормила постоянно и без помощи Самюель. Потом пришлось ей включить мультики, иначе, я знала это точно, малышка начнет волноваться. Так постепенно девочка заснула, и я устроила ее в маленькую импровизированную кроватку на диване, сама же тем временем пошла наверх в комнату Евы. Вряд ли родители и Серафима знали доподлинно обо всех вещах Евы, особенно о тех, что я подарила ей в прошлом году.
Я принесла из машины приготовленную еще с утра сумку, покидав туда вещи Евы, совсем немного, чтобы их хватило на первое время, пока мы не купим еще одежды, а также те вещички, что я точно знала, Ева любила. Возможно со временем, мне удастся взять еще что-либо для нее. А также Бет, только главное чтобы и она выздоровела… Нет я не буду пока что думать еще и об этом!
Справившись с этим, я вернула сумку обратно в машину, и устроилась около сестренки Евы, чтобы дождаться возвращения ее родителей и бабушки. Время тянулось медленно в пустом, безмолвном доме, телевизор как будто сговорился со временем — транслировал еще более нудные передачи, и потому вскоре я его выключила. Чтобы занять руки и мысли, я принялась медленно собирать тарелки и бокалы, так как родители Евы решили сделать за один раз и поминки и прощание, и были, вероятно, правы — не было смысла, видеть всех этих людей еще раз, когда им стоило побыть в тесном кругу семьи.
Убираясь, я время от времени посещала сознание Калеба, чтобы увидеть, что происходит на кладбище. Он должен был приехать сразу же туда, не появляясь в доме, как и мои родители с Пратом. Грем же оставался возле Евы, тем более что его отсутствие в городе уже и не замечали, так как привыкли к его отъездам.
Глазами Калеба я смотрела на толпу людей сгрудившихся вокруг маленькой ямы, куда поместят коробку с землей из леса, где как считали все, пропала Ева. Все были грустны. Калеб нервничал, и потому связь с ним была не только прерывистой, но и болезненной. Раньше я такого аспекта не замечала.
— Ну вот, они уже почти попрощались с твоей сестрой, — негромко посочувствовала я, обращаясь к спящей девочке, думая о сером надгробии Фионы среди сорняков, старого кладбища. Там на памятнике была фотография Фионы, молодой и красивой и такой же будет фотография Евы, на глухом сером камне, что украсит могилу. Пустую могилу! Вот на этой мысли и стоит сосредоточиться, сожалея о том, что случилось с Евой.
Было уже поздно, когда приехали родители Евы и бабушка, вместе с Калебом.
Они были просто в шоке, когда вернувшись и увидев меня вместе с ребенком, вспомнили, что начисто забыли о девочке. Ив, словно очнувшись ото сна, забрала девочку и устроилась с ней наверху. Папа Евы заставил нас с Калебом еще немного посидеть с ним и Серафимой.
— Не могу поверить… — это были единственные слова, которые он сказал нам. Серафима тоже молчала, но все время прикасалась к моей руке. Мы же с Калебом, так же не были предрасположены к разговорам, а просто держались за руки, и молча, сочувствовали их горю.