Наверное, это судьба или вышняя воля – в итоге я сделал имя на яичных белках, сахаре и воздухе. Знаменитые гигантские меренги, украшающие наши оконные витрины вот уже много лет, стали фирменным лакомством Ottolenghi. Я приписываю это провидению, а не своему опыту взбивания белков, потому что по моему плану «А» не предполагалось, что кто-то будет называть Ottolenghi «магазинчиком безе».
Конечно, бывают названия и похуже, но мое двойственное отношение к меренгам ни для кого не секрет. Нет, я правда люблю меренги, но не в таком же количестве! Скажем, сливово-кокосовый пирог Луизы украшен белой меренгой, хрустящими лепестками миндаля и сладким кокосом, и это один из моих самых любимых тортов в книге.
Если взглянуть на витрину Ottolenghi, трудно не заметить, как я люблю сладкое, и очевидно, что в конце концов я отточил и другие кондитерские навыки помимо тех, что связаны со святой троицей – белками, сахаром и воздухом. Рядом с нашими овощами гриль, крупяными салатами и другими несладкими блюдами, вдохновленными Сами Тамими и моим иерусалимским детством, лежат не только пышные и воздушные сладости. Фруктовые галеты, мини-чизкейки, печенье амаретти, дэниши и маффины, тарты с цитрусовым кремом и всевозможные шоколадные лакомства быстро собрали оживленную толпу поклонников, желающих дополнить порцию салата маленьким (или большим) десертом.
Именно это сочетание замечательных и совершенно разных вещей – поразительно аппетитных салатов и чудесных ремесленных сладостей – и стало характерной особенностью Ottolenghi. Под «замечательными вещами» я подразумеваю все свежее, приготовленное с любовью и не без таланта, из хороших продуктов и с большим вниманием к деталям.
Думаю, эта невысказанная философия – ну и, разумеется, та самая оконная витрина – привлекла Хелен в Ottolenghi и привела ее к нам в 2006 году, когда она покинула австралийские берега ради британских.
Помню, как она позвонила мне и мы впервые встретились у одного из наших кафе. Она рассказывала мне о себе, а я все не мог понять, что заставило такую звезду бросить столь успешную карьеру в солнечном Мельбурне (Хелен была шеф-кондитером и психотерапевтом, и у нее потрясающий опыт в обеих профессиях) ради неопределенного будущего в довольно сером Лондоне. И только когда я увидел Хелен за работой – сначала она готовила вместе с Сами в Ноттинг-Хилле и управляла нашей кухней в Кенсингтоне, а потом большую часть времени стала проводить за изобретением выпечки, тортов и всевозможных сладостей для нашей компании, – до меня наконец дошло. Я понял, что привело к нам Хелен – ее неугомонность и неутолимое стремление к совершенству. У меня это заняло немного больше времени, а вот Хелен сразу же почувствовала, что у нас есть кое-что общее: мы считаем, что можно до бесконечности печь один и тот же кекс или обдумывать слои тарта, когда пытаешься добиться нужного результата, что можно обсуждать микроскопические подробности рецепта шоколадного мороженого или грильяжа так, будто от этого разговора зависят судьбы мира, и ни на мгновение не задумываться о том, что это, наверное, уже перебор.
К любой своей работе в Ottolenghi Хелен относилась с одинаковым рвением и вовлеченностью. Чего она только не делала за эти годы: готовила канапе, тестировала завтраки, экспериментировала с салатами… Она предлагала свои идеи относительно буквально всего, что появлялось в наших меню или на витринах и требовало именно такой глубины и широты знаний, какими она обладала. И все-таки наиболее яркий след в Ottolenghi оставило созданное ею сладкое – в самом широком смысле слова, от восхитительного печенья с шоколадной крошкой до легкого как перышко меренгового рулета или бандта с ромом, изюмом и потеками карамели.
Находить друзей и единомышленников за щедро накрытым столом – это подход Ottolenghi. Так когда-то много лет назад я подружился с Сами, а потом и с Рамаэлем Скалли, соавтором «Поваренной книги NOPI», научившим меня любить мисо и показавшим мне несколько отличных новых кулинарных приемов. Наша с Хелен дружба зародилась и окрепла за столом со сладостями.
У меня перед глазами до сих пор стоит картина: вечер воскресенья, часа четыре; Карл выглядывает в окно нашей квартиры (мы живем в Западном Лондоне, на втором этаже), на его лице появляется предвкушение, и он тихонько произносит: «Тут Хелен… со сладостями». Хелен влетает в дом, как легкий ветерок или, точнее, как облачко сахарной пудры, насыпанной слишком щедрой рукой, втаскивает столько картонных коробок, сколько человеку не поднять, и, еще не выложив их на стол, принимается извиняться за все, что у нее вышло не так, как надо. Вот этот кекс плохо поднялся, этот вспучился по центру, у этого глазурь треснула, сабайон осел, сорбет плохо сбился, сироп кристаллизовался, печенье раскрошилось… и так далее, и так далее.