Сыч — птица ночная

В 20.35 я уже сидел в окопе, в верхней точке перешейка, и наблюдал, как «Нива» смертельно обиженного Поликарпыча с привязанными сзади двумя здоровенными ольховыми вениками медленно удаляется в сторону Стародубовска. Я только что в категоричной форме отказался использовать напарника как дополнительное огневое средство и отправил его подальше — чтобы стоял в километре от развилки и ждал сигнала. А Поликарпычу почему-то втемяшилось в голову, что сегодня вечером ему непременно нужно повоевать, и все мои попытки объяснить, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, успеха не имели. Аргументы были железные: два ствола лучше, чем один. Я спорить не стал — не расположен был к дискуссиям, а просто скомандовал: марш отсюда, и всех делов. Не хотелось подвергать риску хорошего человека, который хотя и был отличником боевой и политической подготовки в свое время, но ни разу не принимал участие в спецоперации и не видел, как на его глазах умирают люди, сраженные пулей, выпущенной из его оружия…

Падал пушистый снег. Стояла мертвая тишина — ни одного дуновения ветерка, никакого постороннего звука, словно все окрест в одночасье вымерло от какой-то неведомой болезни и я остался один на этом свете. Белый саван покрывал все видимое пространство вокруг, подсвечивая не укрытые снегом предметы и детали ландшафта: отдельно торчавшие черной соломкой деревья, упругие кусты, не желавшие держать непривычный груз холодной ваты и стряхивавшие его на землю. Я присел в свой окоп, накрылся сверху крышкой и, согревшись в теплой куртке, задремал, ежеминутно вздрагивая от редких снежинок, залетавших через щель и падавших на мое лицо.

И приснилась мне женщина. Я без малого месяц не общался с феминами и за суетой ратного труда как-то позабыл, что есть любовь на этом свете. Сегодняшняя психоэмоциональная встряска, по всей видимости, что-то растревожила в моей душе, и мимолетное это сновидение, снизошедшее ко мне в самых неподходящих условиях, было как отклик подсознания на запредельную ситуацию. Так вот — приснившаяся мне дама была просто великолепна. Лица ее я не видел, но была она благоуханна и свежа, как утренняя роса на клумбе с розами. Она звонко смеялась и нежно обнимала меня, и под скользящим шелком ее одеяния ощущал я младые упругие прелести. Я чувствовал каждый изгиб ее желанного тела, остро ощущал своей вздыбившейся плотью ее горячее шелковистое лоно, готовое гостеприимно принять мой неукротимый натиск, скользил жадными ладонями по атласной коже ее бедер, а она страстно шептала что-то мне на ухо, счастливо ойкая и заходясь в упоительной истоме всепоглощающего желания…

— А-а-а!!! — я вздрогнул и проснулся от собственного вскрика.

В штанах было мокро. До этого момента эрективно напружинившийся известный фрагмент моего организма быстро увядал, возвращаясь к первоначальным формам статичного спокойствия. Сладкая отдача неожиданной разрядки медленно разливалась по чреслам горячей волной невероятного облегчения. Где-то невдалеке слышалось равномерное гудение моторов.

— Вот так ничего себе… — растерянно пробормотал я, выглядывая из окопа и обнаруживая в трехстах метрах от перешейка тусклый свет приближающихся фар. — Железный Сыч обкончался на боевом дежурстве! Хорошо, никого рядом нет — завтра бы вся ЗОНА ржала как сумасшедшая…

Неожиданностей не было. В колонне двигались три автоединицы с интервалом 15— 20 метров . Судя по меньшей интенсивности светового луча и габаритам фар, первым шел «уазик». Присмотревшись повнимательнее, я заметил, что следующий за «уазиком» транспорт отсвечивает задом в свете фар замыкающей фуры. Спасибо, .Поликарпыч, — все, как ты обещал. Дерматин бликует. А под тентом дерматиновым сидят женщины. Ясно все — в фуру, за «уазиком», на сквозной прострел лупить нельзя. Неизвестно, смогут ли коробки с черт знает чем послужить достаточной защитой от пуль. Вот он, пятый вопрос: забыл спросить Ахмеда, чего они перевозят в коробках. Лопух. Бить надо за такие огрехи, да некому. Придется работать филигранно, тщательно выдерживая угол…

Свет фар медленно приближался. Я напряг зрение, пытаясь обнаружить в рассеянном световом пятне первой машины следы «Нивы» Поликарпыча. Таковых не наблюдалось: то ли действительно успело засыпать, то ли я не мог рассмотреть сквозь плотный слой густо падающего снега. Ладно, разберемся, как поближе подойдут.