Сыч – птица ночная

— Так каждые две минуты соскок идет, — пояснила бабуся, сердобольно глядя на мой стриженный коротко череп, — видимо, надеялась отыскать там видимые признаки ороговения. — Набрал — слушай, через две минуты отбой, опять набрал… Молочка тебе принести, сударик?

— Валяйте, — тяжко вздохнув, разрешил я, доставая из кармана полтинник. — С сегодняшнего дня и начнем…

Пока я заседал у военной телефонистки и каждые две минуты дисциплинированно накручивал двойку, Джо и Север скучали в «Ниве» неподалеку от КПП воинской части, Сало и Барин аналогично скучали на окраине города — тож в «Ниве», а полковник непреднамеренно вкушал алкоголь с пенсионером ГУЛАГа. Нет, состав экипажей поменялся вовсе не из-за острого нежелания Шведова выслушивать дребезжание Джо, принимавшее в последнее время хроническую форму. Просто полковник хотел собственнолично зафиксировать момент появления в сфере нашей жизнедеятельности горячо любимого Зелимхана и никому не желал уступать пальму первенства в этом вопросе.

Да, в ту пятницу мы таки выпасли новую перевалочную базу коридорной группировки — и, как прозорливо предполагал полковник, не без определенных сложностей. И машины разделились, и петляли по городу, проверяясь, как всамделишные шпионы, а под занавес какая-то скотиняка (но не Аюб, а некто другой, гораздо хилее организмом) вылезла из грузового «уазика» и заскочила в придорожное кафе. Хорошо, что мы не поперлись следом, а наблюдали со стороны: скотиняка минут пять потрепалась с продавцом — кавказцем тож, — прихватила кастрюлю с бастурмой[21] килограммов на пять и через черный ход просочилась на улицу. А продавец — пособник мерзкий — в это время вроде бы ненароком вышел на крыльцо парадное и закурил. Проверились, стало быть. Ну-ну…

В конечном итоге обе машины благополучно прибыли в глухой пригород Стародубовска и совместно заехали в расположенную на отшибе добротную усадьбу с высоченным забором. А дальше было все по стандартному плану: яркий фонарь во дворе зажегся, оживленный галдеж поднялся, возбужденно собакен забрехал, чего-то куда-то таскать начали, потянуло аппетитным шашлычным дымком.

— Умеют жить, сволочи, — растроганно констатировал полковник. — Умеют. Но ничего — это ненадолго. Мы это дело поправим…

В плане организации наблюдения за усадьбой Аюба возникли определенные сложности. Дальняя окраина города, конец улицы, плавно преобразующийся в лысый пустырь. На десять соседствующих дворов имеются четыре машины, каждую из которых все тут знают, что называется, в лицо. Некуда «Ниву» поставить — сразу возникнут ненужные вопросы, чреватые провалом всей операции. Ближайшая возвышенность, представленная в виде пологого лесистого холма, расположена на удалении трех километров, а потому использованию не подлежит: стереотрубы стократной у нас нет, а чтобы хорошенько рассмотреть лицо человека, необходимо подобраться к нему как раз метров на тридцать. А нам нужно было именно лицо — никак не меньше. Кроме всего прочего, ученые горьким опытом абреки организовали поверхностное круглосуточное наблюдение за прилегающей территорией. Поверхностное — это в том смысле, что на крыше. В торце крыши располагалось большое чердачное окно без стекол, а у окна этого кто-то постоянно сидел: то дымок оттуда вился сигаретный, то огоньки зажигались, а порой стекла характерно поблескивали, сообщая взору специалиста, что наблюдатель оснащен оптикой.

Судьба была благосклонна к нам: как часто бывает в таких, казалось бы, безнадежных случаях, брешь в тотальной обороне противника обнаружилась практически на ровном месте. Имела эта брешь от роду шесть с лишком десятков годков, устойчивое пристрастие к алкогольсодержащим напиткам, звалась дядей Васей и — что самое важное — проживала по соседству с супостатовой усадьбой. Родственников у дяди Васи не было, потому как детдомовцем являлся он: отца-бандита в перестрелке убили чекисты, а мать-проститутка переела на какой-то малине кокаина и безболезненно отбыла в нирвану. Как бы в качестве компенсации за моральную ущербность родителей сын-сирота всю жизнь прослужил в системе НКВД — МГБ — МВД в качестве надзирателя — контролера — корпусного. Женой и детьми обзавестись дядя Вася так и не удосужился, поскольку имел врожденный фимоз в крайне выраженной форме, а операционным путем исправлять сию природную оплошность не желал ни в коем случае.

— Что дано природой — то так и должно быть, — заявлял он. — Да и на хера мине ваши бабы-дети? Вот некоторые понарожают ублюдков, а потом не знают, как от них избавиться. Ну хто мог у мине получиться, кабы незалупу я ликвиднул? Ведь у мине гены! Ну ты смотри, какие у мине гены! Кто мог получиться: зечара-рецидивист, наркоман-убийца, а если девка — то обязательно проститутка или бандерша. И на хера? Не, я как-нибудь так — один, сам по себе…