Сыч – птица ночная

— Он сейчас застрелит меня и твоего брата, — торопливо протараторил я по-чеченски, обращаясь к растерянно застывшему у двери Мубареку. — Он сам так сказал! Чтобы убить меня, не пожалеет твоего брата. Смотри — сейчас снимет автомат и наставит на нас.

— Ты все-таки говоришь по-чеченски, — грозно раздувая ноздри, ухмыльнулся Зелимхан, снимая автомат с гвоздя и ставя предохранитель в положение автоматического огня. — Я подозревал. Это кто там, снаружи?

— Это моя команда, которую ты не смог толком «зачистить», — мстительно сообщил я и кивнул в сторону двери. — И обрати внимание — каждое твое движение контролирует взгляд опытного бойца, который желает сохранить жизнь брату.

Действительно, Мубарек у двери заледеневшим взглядом следил за каждым движением Зелимхана — в то время как страж держал оружие параллельно полу и сжимал палец на спусковом крючке, автомат хозяина висел стволом вниз, в опущенной вдоль туловища руке. Минимальное преимущество, но все же… Зелимхан понял абсурдность ситуации и растерянно помотал головой.

— Какой я был дурак, Иван, что не пристрелил тебя… — сокрушенно пробормотал он. — Какой…

— Базу штурмуют две сотни казаков и взвод мобильной пехоты, — выпалил я по-чеченски. — Вы оба мне не нужны — можете, пока не поздно, уходить. Даю слово офицера, что отпущу вас…

— Шайтан! — бешено заорал Ахсалтаков, вскидывая автомат и направляя его в нашу сторону.

Мубарек опередил хозяина. Мгновенно повернув ствол вправо, он нажал на спусковой крючок. Треснула короткая очередь — Зелимхана отбросило назад, на топчан, он выронил автомат и стал медленно сползать на пол, беззвучно шевеля губами.

— Положи оружие, подойди и открой замок, — распорядился я по-чеченски, адресуясь к Мубареку. — Шевелись, иначе я перережу глотку твоему брату.

Мубарек быстро выполнил команду.

— Оба — на пол! — скомандовал я. Братья дисциплинированно легли лицом вниз, сложив руки на затылке; опытные хлопцы.

Повесив автомат Зелимхана на плечо, я зашвырнул оружие братьев в дальний угол клетки, повесил замок и с натугой открутил винтовую задвижку входной двери.

— А теперь оба — бегом отсюда, — скомандовал я, на всякий случай отойдя от двери на три шага. — Я слово держу. Бегом!

Когда братья выскользнули за дверь, я запер задвижку и подошел к Зелимхану. В животе его зияли три пробоины, одна из которых пришлась на печень. Дрянь дело — этот человек умрет с минуты на минуту.

— Там… там… — Зелимхан потянулся рукой к стеллажам. — Там пакет… Закрой… Раны прикрой…

— Ты умираешь, Зелимхан, — тихо сказал я. — Тебе уже нельзя помочь. Зачем продлевать мучительные минуты агонии?

— Закрой раны… Я хочу… Хочу сказать тебе… боюсь, не успею…

Я подскочил к стеллажу, нашарил ИПП, надорвал и приложил в животу умирающего.

— Дискеты… Там все, — принялся бессвязно бормотать Ахсалтаков. — Все акции против кабардинцев, осетин, против других тейпов… Сделки с русскими… с чиновниками русскими… Там все мои дела за последние четыре года. Сын… сын предал. Хотел продать эти дискеты фед… чекистам, короче… И удрать в Америку… Они ему обещали… Это война, Иван. Это война… Будет много жертв — клянусь… Ты… Ты сломай их… — Тут он окончательно выпал в прострацию и забормотал что-то бессвязное по-чеченски.

Я сидел рядом с умирающим, прислушивался к звукам разгоравшегося снаружи боя и испытывал весьма противоречивые чувства. Вот он — самый главный враг, с каждой секундой его бессвязное бормотанье слабеет… Уходит в небытие целая эпоха моих и не только моих похождений и мытарств, эпоха славных дел, страшных злодеяний и предательств. Можете мне не верить, но в тот момент у меня вдруг возникло щемящее чувство тоски — как будто я терял близкого родственника, члена своей семьи…

Эпилог

Спустя три дня после разгрома базы Зелимхана я гулял по Кисловодску под ручку с Элен и пытался вернуть ей хорошее расположение духа. Дискеты я просмотрел — там действительно было такое, что волосы дыбом вставали — и не только на голове. Связи с российскими чиновниками, конкретные операции, исполнители, акции против различных народов, проведенные за последние четыре года, способы отмывания черных чеченских денег на светлом российском рынке и так далее и тому подобное. Сын Зелимхана, его преемник, так сказать, был в курсе всех папиных дел — готовил папа себе достойного помощника. Оставалось загадкой, как Шамиль (так звали старшего сына Зелимхана) решился на такое чудовищное по меркам чеченского менталитета злодеяние — предательство отца…

— Это война… — в предсмертной агонии выдал Зелимхан.

Не знаю насчет войны, но катаклизмы вселенского масштаба вполне могли иметь место, покажи я, допустим, эти дискеты хотя бы дяде Толе. Я немного подумал, поразмышлял, взял и сжег эти дискеты на дворе у подружки Элен. Потом молотком разбил «винт» от ноутбука и сообщил Элен:

— Я женюсь. Нашел себе прекрасную партию. Так что — спать вместе больше не будем. С тебя свадебный подарок.

— Поздравляю, — искренне сказала Элен. — Да, подарок за мной.

— Отлично! — Я подмигнул ей и предложил: