Сыграем?

Грань между ревностью и чувством собственности очень тонкая, но она есть. Ревность – это проявление любви, когда тебе человек дорог. Это смесь переживаний за объект своей любви и боли от собственного эгоизма. Чувство собственности – смесь себялюбия и эгоизма, когда человек тебе уже не дорог, но и отпустить его еще не можешь. Страх измены есть в обоих случаях. Только в первом случае ещё переживаешь и за любимого человека, а не только за то, что тебе придется в скором времени искать способ избавиться от рогов.

Ревность – это сильное чувство, необходимое мне, чтобы ощутить внутри себя жизнь. Оно выводит меня на эмоции, с которыми я через некоторое время справлюсь и вернусь к своим обыденным скучным будням. Только я уже стану сильнее, потому буду знать, как себя вести в подобных ситуациях. Если бы у ревности был цвет, то она была бы кислотно-фиолетовая – сам по себе цвет красивый и яркий, но, когда его много, начинает болеть голова.

Саша делала всё очень красиво. Я её ревновал почти всегда кристально-чистой ревностью, без всяких примесей. Я от нее не страдал. Она всегда знала, когда и как меня задеть. Получая смс, она не говорила от кого, но и не запрещала смотреть. Я брал ее телефон, проверял, а после чувствовал себя мудаком, узнавая, что ей написала мама. Когда она общалась с друзьями, а я спрашивал с кем, ответом был только её загадочный взгляд. Потом я снова чувствовал себя мудаком. Она не позволяла мне расслабляться надолго, но и не давала больших поводов для ревности. Я ей за это благодарен. Благодарен за всё.

Вторая наша встреча с Сашей произошла там же. Она одиноко сидела за столиком в университетском кафе, и что-то читала с таким видом, будто перед ней Камасутра, стараясь это всё как можно красочней представить. Александра пила зеленый чай, рядом лежал фантик от шоколадки. Я взял себе кофе и подошел к ней.

– Привет, Сестра милосердия. Можно? – я указал в сторону свободного стула напротив нее.

Она удивленно на меня посмотрела, улыбнулась и ответила:

– Пока курить не бросишь, нельзя, – и вот тогда я увидел в первый раз тот самый взгляд, который мне потом долго не давал покоя. Взгляд, в который я влюбился. Взгляд, задающий немой вопрос, но теплый и нежный, при этом энергичный и немного стервозный. Я не знал, что делать дальше. Я растерялся. Этот взгляд выбил меня, нужно собраться.

– Это вместо: «Привет! Да, конечно, присаживайся и чувствуй себя, как дома»? – она снова удивилась. Похоже, ничья. Меня это вполне устраивает.

Я сел напротив неё, и всё же не удержался – спросил, не Камасутру ли она читает с таким серьезным и мечтательным видом. Мы с ней сидели там до закрытия. Никогда я ещё не получал так много удовольствия от простого общения: от каждого взгляда, от каждого слова, от легкости, с которой это всё происходило. С того момента, все отношения, которые были до неё, потеряли какой-либо смысл. Она стала для меня не очередным чистым листом в моей книге «Личной жизни» – она стала новой книгой. И эту книгу мы писали вместе, продумывая в ней каждую новую строчку. Вместе выбирали яркие тона для пейзажей на иллюстрациях, лихо закручивали сюжет. Последнюю точку она поставила без меня, потом закрыла эту книгу и убрала на полку памяти, где сейчас наше произведение и пылится.

Я всегда могу перечитать книги из библиотеки своей личной жизни. Пусть не всегда в нужный момент, но это происходит и, как вы заметили, довольно часто. Иногда я даже этого не хочу, но воспоминания сами всплывают, и память листает страницы этих книг без моего желания. Некоторые из них уже покрылись слоем пыли, и после их прочтения, на пальцах остаются серые грязные следы.

В этих книгах главный герой – я, и поэтому мне их не очень приятно читать. Есть мнение, что в наше время люди не любят хэппи-энды в историях. Поэтому сейчас так популярны драмы. Если главный герой похож на зрителей, то нужен счастливый конец, потому что у него обязательно всё должно быть хорошо. Но если главный герой – не обычный человек, не часть серой массы, а неординарная личность, отличающаяся от зрителей или читателей, то нужно заставить его страдать. Эгоизм – вот, что движет людьми. Злорадство теперь стало высшей формой сострадания, его самым чистым проявлением.