Сыграй мне смерть по нотам...

– А Фишер, который всё-таки Гюнтер? – для порядка возразил Самоваров, быстро собирая со стола инструменты. – Он-то знает композитора Шелегина и собрался играть его произведения.

– И будет играть, но только получив официальное разрешение. Он не зря этот документ затребовал. Нет разрешения – нет и автора. Фишер законопослушный и чего не положено, делать не станет. На это и расчёт – перед ним просто вежливо извинятся и скажут, что произошла путаница, ошибка. Всё кончится ничем! – кипятилась Настя.

Самоваров только потому спорил с Настей, что хотел уяснить для себя мелочи. Он почему-то сразу поверил, что случиться может всё, что угодно, вплоть до самого страшного.

– Ты, Настя, права, – продолжал он рассуждать, убирая в шкаф бутылки с растворителями, лаками и прочей огнеопасной химией, – живой итальянец Шелегин сейчас пишет музыку, которую эксперты могут сличить с произведениями Смирнова и установить авторство. Если Шелегин умрёт, получится, что, кроме Даши, никто не видел воочию, что её отец сочинял. Тетрадка из жёлтого шкафа благополучно исчезнет, а композиторы-баянисты подтвердят, что Шелегин – бездарь. Все, включая медиков, уверены, что последние восемь лет он был овощем… Тупик!

Настя уже надевала шубу.

– Очень удобно, – подхватила она, – Витя делает Шелегину укольчик, и у нашего драгоценного Андрея Андреевича махом решатся все проблемы. Ведь риска никакого – Витя сумасшедший, у Вити с речью плохо, он ничего не расскажет. И Вите ничего не будет как больному. Чудесно!

Самоваров понимал, что дело нечисто, и надо срочно что-то предпринимать. Но тревожило его то, что Настю ничуть не смущало: ни доказательств, ни улик нет. Всё смутно и может оказаться игрой воображения, логическим фокусом. Ну, знаком Андрей Андреевич с Витей Фроловым – что из этого? Может, Витя по собственному почину уколы делал? И что делал, не доказано…

– Надо Стасу позвонить, – сказал он, влезая в пальто.

– Конечно, надо! – с жаром отозвалась Настя. – А сами пойдем к Шелегиным и увидим, что там происходит! В конце концов, просто посидим там сколько-нибудь, о музыке поговорим и уйдем…

Мобильник Стаса ответил не сразу: майор был сильно занят чем-то неотложным. Однако, выслушав Самоварова, пообещал подскочить к Шелегиным часа через полтора.

Выйдя на улицу, Самоваров сказал:

– Знаешь, Настёна, раз уж в деле предположительно замешан сумасшедший, мне бы не хотелось, чтоб ты рядом была. Давай сделаем так: я пойду к Шелегиным, а ты меня подождёшь где-нибудь. Там есть напротив круглосуточный супермаркет. Посиди в кафетерии, попей лимонаду. Если что – я тебе позвоню на трубку.

Даша шла домой. Ьольше идти было некуда, а замёрзла она до слёз. К тому же она страшно устала от ходьбы и непрерывного думанья. Всю предыдущую ночь она не спала – сочиняла, как добыть разрешение для Фишера. Ей в полудрёме представлялось, как она бежит за помощью то в Департамент культуры, то к самому губернатору. Но всюду выпрыгивают ей наперерез, как в дурацком боевике, неистребимые фигуры Андрея Андреевича, знакомых Андрея Андреевича, приятельниц матери по филармонии. Даша яростно отбивается от них, но врагов слишком много, и все они – жестокие, старые, связанные круговой порукой взрослые.

Для всех, для всех непослушная девчонка, пропускающая занятия по сольфеджио, никогда не будет права! Но она им покажет! Только как? И когда? Если отец будет жив, тогда у неё останется то единственное, невероятное, чудесное, чего ни у кого на свете нет. Слышали бы они его музыку!

Но если сегодня она придёт домой, а там шарканье чужих ног, суета, дверь на собачке, чтоб не захлопывалась, всякие страшные слова полушёпотом… Нет, лучше уж до утра обходить эти проклятые улицы, эти чёртовы магазины!

Сдалась Даша к восьми вечера – мороз с каждым часом свирепел. Она вошла в подъезд, поднялась на седьмой этаж и упёрлась лбом в гладкую железную дверь своей квартиры. Железо показалась ей тёплым: где жар, а где холод, она уже не различала. Зато она слышала, что за дверью очень тихо. Значит, э т о г о пока не случилось!

Замёрзшие пальцы не гнулись даже в рукавичках, возиться с ключом не хотелось. Даша нажала кнопку звонка, и тот весело забренчал: «Тюрлюрлю!» Когда она была маленькая, отец её уверял, что в скучной пластмассовой коробке звонка живёт какой-то человечек и всякий раз, когда давят на кнопку, хвастается: «Ах, если б видели мой тюрлюрлю атласный!» Читать Даша не слишком любила и до сих пор не знала, откуда отец этого тюрлюрлю взял.

Дверь открыл Андрей Андреевич Смирнов. Ирина Александровна давным-давно дала ему ключи от квартиры. Он здесь часто бывал, но Даша не разучилась удивляться ни его присутствию в своём доме, ни мягкому домашнему джемперу с белыми полосочками, в который он облачался, приходя к Шелегиным с ночевой.

– Мама где? – спросила Даша, глянув на пустую, без песцов вешалку.

– Мама ведёт концерт Водолагина. В финале она должна букет от филармонии вынести. Поэтому она будет не раньше десяти. А вообще-то воспитанному человеку, входя в дом, не грех и поздороваться, – мягко заметил Андрей Андреевич.