Сыграй со мной в запретную игру

— Могу! — рыкает она в ответ. — Они считают меня шлюхой и воровкой! Хотя сами украли мой ноутбук! Они заперли меня в комнате! Хотели перевести на домашнее обучение! Мать категорически против, чтобы я поступала в академию Министерства Чрезвычайных Ситуаций! А еще… — она захлебывается от собственной ярости, и я прекрасно понимаю ее, в принципе, хотя сам еще много лет назад научился контролировать свои эмоции. — Папаша. Ударил. Меня. По лицу! Я не намерена прощать это — а тем более просить прощения сама!

— А кто говорил о том, чтобы просить прощения? — искренне удивляюсь я. — Просто съезди в приемный покой, привези сеточку апельсинов, попроси администратора или медицинскую сестру передать ему твои пожелания скорейшего выздоровления…

— Зачем?! — снова сердито спрашивает Женя. — Разве во всей этой ситуации с родителями ты не на моей стороне?!

— На твоей, — киваю я утвердительно.

— Тогда в чем дело?! Почему ты хочешь, чтобы я ехала туда?!

— Потому что если ты считаешь, что звонок матери — это манипуляция, возьми и проманипулируй ими в ответ.

— Каким образом? — девушка хмурится.

— Сыграй роль хорошей девочки… Ненадолго. Это заставит их задуматься наконец о жестокости и нелогичности их собственных действий. Ты не обязана — но ты можешь. Просто потому что ты мудрее и осознаннее, чем они. Должно быть наоборот, конечно, но увы… таковы реалии. Сделай шаг. Всего один. Дальше дело будет за ними. Этот продолжительный разлад с родителями приносит тебе очень много боли…

— Неправда, — бормочет Женя, но я качаю головой и прошу строго:

— Не ври мне.

— Олег…

— Я все прекрасно понимаю, — говорю твердо. — Любой ребенок хочет быть в теплых отношениях со своими родителями, иметь возможность приехать в гости в любой момент, попросить помощи или хотя бы совета…

— Это уже невозможно…

— Возможно. Но для этого необходимо что-то делать… понимаешь?

— Угу, — она наконец кивает, хотя в ее взгляде я по-прежнему вижу недовольство и несогласие.

Моя маленькая бунтарка.

Я по-прежнему горжусь ею и считаю правильным, что она сбежала из дома и прервала тогда общение с матерью и отцом. Но все это слишком затянулось, конфликт перешел в стадию этакого торфяного пожара, где внешне все окей, а на душе — погано, и это не есть хорошо. Так не может продолжаться вечно. Я это прекрасно понимаю — может быть, потому что я старше Жени на целых одиннадцать лет. Но ей тоже уже пора понять…

— И я поеду с тобой, — добавляю безапелляционно.

— Зачем? — фыркает девушка.

— Я точно должен объясниться с твоим отцом.

— Не надо, — Женя хмурится. — Пожалуйста…

— Это будет мужской разговор.

— Мой папаша — не мужчина! — возмущается моя малышка.

— Но когда-то был им, возможно? — хмыкаю я вопросительно.

— Не уверена…

— Если я не увижу в нем зерна разумности и желания вести диалог — поверь, я не стану под него прогибаться, — уверяю я Женю.

— Ладно, — она сцепляет зубы.

— А теперь — душ и завтрак, — командую я, и мы выбираемся из постели.

Женя и вправду ограничивается тем, что покупает в ближайшем к больнице продуктовом павильоне сетку апельсинов и киви и оставляет их у администратора с небольшой и очень формальной запиской:

«Василию Ивановичу Скворцову, сорок семь лет, отделение травматологии, палата номер восемьсот тридцать четыре. Скорейшего выздоровления! С наилучшими пожеланиями, Женя».

Я ограничиться апельсинами никак не могу — а потому отправляюсь прямиком в эту самую палату номер восемьсот тридцать четыре. Женя остается в коридоре дожидаться меня.

Василий Иванович встречает меня с повязкой на голове, под капельницей, но с крепко сжатыми кулаками и ненавистью в глазах. Также я вижу в его взгляде четкое осознание: он понял, что тренер дочери по плаванию и мужчина, с которым она живет, — это один человек, а именно — я.

— Это ты! — он тычет в меня указательным пальцем, и я удивляюсь, откуда в этом только что попавшем в автомобильную аварию мужчине столько силы и ярости. — Ты совратил мою дочь!

Кажется, теперь я прекрасно понимаю, в кого Женя такая эмоциональная.

Забавно.

Ну, или не очень забавно.

— Совратить можно несовершеннолетнюю, ребенка, — говорю спокойно в ответ. — А вашей дочери было восемнадцать, когда наши с ней отношения впервые вышли за рамки рабочих. Да и вообще, диалог следует начинать с приветствия, вм так не кажется? Я так привык… Добрый день, Василий Иванович. Меня зовут Олег.

— Я понял! Олег Герасимов! Ты всех своих учениц трахаешь?!

— Нет, — отвечаю прямо, потому что смысла отвечать иронично — как я ответил в свое время самой Жене, — сейчас просто нет.

— Но ее траханул!

— Наши сексуальные отношения вас не касаются, — говорю твердо. — Вам достаточно знать, что мы с вашей дочерью встречаемся, и что я люблю ее.

— Это ты привел ее в тот клуб?! Издевался над ней?! Я видел, что мужчины делают с женщинами в этом притоне!