Сын

– Для вас представляет ценность то, что я не понесу это в полицию, а вы не потеряете ценный кадр. – Симон кашлянул. – Еще один ценный кадр.

Великан пожал плечами:

– Помощника начальника тюрьмы можно заменить. Да и в любом случае Франк – уже отработанный материал. Что еще у вас есть, Кефас?

Симон выпятил нижнюю губу:

– У меня есть доказательства, что вы отмывали деньги с помощью агентства недвижимости Иверсенов. И у меня есть результаты анализа ДНК, связывающие Ивера Иверсена-старшего с вьетнамской девушкой, которую вы привезли в Норвегию, убили и заставили Сонни Лофтхуса сознаться в ее убийстве.

Великан провел по подбородку двумя пальцами.

– Я слышал. Продолжайте.

– Я могу сделать так, что ни одно из этих дел не получит хода, если я получу деньги на глазную операцию.

– О какой сумме идет речь?

– Два миллиона крон.

– Такие деньги вы могли вытребовать у Иверсена. Так зачем же вы пришли ко мне?

– Потому что мне нужно больше, чем деньги.

– И что же?

– Я хочу, чтобы вы перестали охотиться на мальчишку.

– На Лофтхуса-сына? Почему?

– Потому что Аб Лофтхус был моим другом.

Великан некоторое время смотрел на Симона, а потом откинулся на спинку стула и постучал указательным пальцем по аквариуму.

– Выглядит как обычный аквариум, да? Но знаете, сколько стоит вон та серая рыбка, похожая на кильку, Кефас? Нет, вы этого не знаете, потому что Экокриму совершенно необязательно знать, что некоторые собиратели готовы выложить за нее миллионы крон. Она не особенно интересная или красивая, но она ужасно редкая. Поэтому ее цена определяется тем, сколько за нее готов заплатить один-единственный человек – тот, кто предложит больше всех.

Симон поерзал по стулу.

– Дело в том, – сказал великан, – что мне нужен мальчишка Лофтхус. Он – редкая рыбка и для меня представляет бóльшую ценность, чем для других покупателей. Потому что он убил моих людей и украл мои деньги. Думаете, я мог бы двадцать лет править этим городом, если бы позволял людям не платить за такое? Он сам превратил себя в рыбку, которую я должен получить. Простите, Кефас. Мы можем дать вам денег, но мальчишка – мой.

– Он просто хочет узнать имя крота, сдавшего его отца, а потом он исчезнет.

– Что касается меня, то крота он может получить, мне больше нет проку от него или от нее, крот прекратил свою работу двенадцать лет назад. Но даже я так и не смог выяснить, кто был кротом. Мы анонимно обменивались информацией и деньгами, и меня это устраивало, я получал то, за что платил. И вы получите, Кефас. Зрение вашей жены, да?

– Как хотите, – сказал Симон и встал. – Если вы хотите мальчишку, то я получу деньги в другом месте.

Великан тяжело вздохнул:

– Вы неверно поняли ситуацию в наших переговорах, Кефас.

Симон увидел, что блондин тоже поднялся.

– Как опытный игрок, вы должны были бы знать, что человек должен внимательно оценить свои карты, прежде чем начать игру, – произнес великан. – После будет поздно, да?

Симон почувствовал на плече руку блондина. Он не поддался импульсу сбросить ее и снова сел. Великан наклонился. От него пахло лавандой.

– Иверсен рассказал мне о результатах анализа ДНК, с которыми вы к нему пришли. Теперь еще эта запись. Это означает, что у вас есть связь с мальчишкой, да? И вы нам его достанете. Его и то, что он у нас украл.

– А если я откажусь?

Великан снова вздохнул:

– Чего мы все боимся в старости, Кефас? Умереть в одиночестве, да? Настоящая причина того, почему вы делаете все, чтобы вернуть зрение своей жене, в том, что вы хотите, чтобы она видела, как вы будете умирать. Потому что нам кажется, что так умирание будет не таким одиноким, да? Ну что же, подумайте о смертном одре, где более одиноко, чем со слепой, но все же живой женой…

– Что?

– Бу, покажи ему.

Блондин поднес свой мобильник к Симону. На дисплее была фотография. Он узнал больничную палату. Кровать. Спящую на кровати женщину.

– Любопытно не то, что мы знаем, где она сейчас находится, – сказал великан, – но то, что мы ее нашли, да? В течение часа после того, как нам позвонил Иверсен. И это означает, что мы снова найдем ее, где бы вы ни попытались ее спрятать.

Симон вскочил со стула, правая рука рванулась к горлу великана, но оказалась в кулаке, который поймал ее с такой же легкостью, что и бабочку, и сжал запястье Симона.

– Вы должны решить, кто для вас ценнее, Кефас. Женщина, с которой вы делите дом, или эта бродячая собака, которую вы усыновили.

Симон вздрогнул и попытался не обращать внимания на боль, вызванную хрустом собственных костей и фаланг пальцев, прижатых друг к другу, но он знал, что его выдадут слезы. Он моргнул. Еще раз. Почувствовал, как по щеке потекла теплая капля.

– Ее надо отправить в США в течение двух дней, – прошептал он. – Мне нужны деньги наличными при передаче.

Близнец ослабил захват, и, когда кровь устремилась к руке, усиливая боль, у Симона закружилась голова,

– Она окажется в самолете, как только вы передадите нам мальчишку и украденное им, – сказал великан.

Блондин вывел Симона на улицу. Дождь прекратился, но воздух все еще был влажным и тяжелым.

– Что вы с ним сделаете? – спросил Симон.