Сын

Марта бесцельно тыкала ложкой в морошковый крем, слушая слова, которые летели в нее со всех концов стола. Этот человек доставлял ей неприятности и раньше? Он опасен? Раз он постоялец, значит она снова с ним встретится, господь всемогущий! А парню не может прийти в голову подать в полицию заявление на Андерса за его решительное вмешательство ради ее защиты? Эти наркоманы такие непредсказуемые. Нет, скорее всего, он был под кайфом и ничего не вспомнит. Один из дядюшек заявил, что он похож на фотографию парня, которую показывали по телевидению, потому что его подозревают в убийстве. Как его зовут? Он иностранец? В чем дело, Марта, почему ты не хочешь отвечать? Ну вы же должны понимать, она связана подпиской о неразглашении.

– Я ем морошковый крем, – сказала Марта. – Очень вкусно, вам тоже стоит попробовать. Пойду принесу еще.

На кухне Андерс подошел к ней сзади.

– Я слышал, что он сказал, – прошипел он. – «Я люблю тебя»? Это тот тип из коридора в «Иле». Тот, с которым ты общалась. Что у вас там за делишки?

– Андерс, не…

– Вы трахались?

– Прекрати!

– Во всяком случае, совесть у него нечиста. Иначе он достал бы пистолет. Что ему здесь было надо, хотел застрелить меня? Я позвоню в полицию…

– И расскажешь, как ты начал бить человека по голове, хотя тебе не угрожали?

– А кто это скажет, что мне не угрожали? Ты?

– Или таксист.

– Ты? – Он схватил ее за руку и рассмеялся. – Ты ведь хотела сказать, что расскажешь. Ты бы встала на его сторону против собственного мужчины. Потаскуха хренова…

Она вырвалась. Десертная тарелка упала на пол и разбилась. В гостиной наступила тишина.

Марта вышла в коридор, схватила свое пальто, подошла к двери, остановилась, постояла пару секунд, потом развернулась и прошла в гостиную. Она схватила белую от морошкового крема ложку и постучала ею по жирному бокалу, после чего обвела взглядом помещение и поняла, что это было лишним: она и так привлекла к себе всеобщее внимание.

– Дорогие друзья и родственники, – произнесла она. – Я только хочу сказать, что Андерс был прав. Мы просто не сможем дождаться лета…

Симон выругался. Он припарковался посреди Квадратуры и разглядывал на карте города сектор, где, по информации службы содействия полиции «Теленора», находился мобильный телефон. Телефон, с которого Сонни Лофтхус посылал ему сообщения. Симон уже знал, что телефон с картой, пополняемой наличными деньгами, зарегистрирован на Хельге Сёренсена. Логично было воспользоваться документами больного надзирателя.

Но где он может быть?

В сектор попадала всего пара кварталов, но это были самые густонаселенные кварталы Осло. Магазины, офисы, отели, квартиры. Симон вздрогнул, услышав стук в боковое стекло, и увидел ярко накрашенную пышную девушку в шортах и корсете, в который едва умещалась грудь. Он покачал головой. Она скорчила язвительную гримасу и отошла. Симон забыл, что находится в самом проститутском районе города, а одинокого мужчину в припаркованном автомобиле легко принять за клиента. Минет в машине, в номере, снятом на десять минут в «Бисмарке», или стоя у стены крепости Акерсхус. Он бывал здесь. Симон не гордился этим фактом, но раньше он иногда был готов заплатить за непродолжительное человеческое общение, за то, чтобы услышать голос, произносящий «я люблю тебя». Последнее попадало в категорию «особые услуги» и стоило на две сотни дороже.

Он еще раз набрал номер, осматривая людей, проходивших в обе стороны по тротуару, в надежде, что один из них схватит телефон и выдаст себя. Симон вздохнул, нажал кнопку сброса и посмотрел на часы. Во всяком случае, телефон находится в том же месте, и это должно означать, что Сонни спокоен и сегодня вечером не собирается делать ничего ужасного. Так почему же у Симона было чувство, что это не так?

Бу сидел в чужой гостиной и пялился в большое панорамное окно. Позади него находилась яркая лампа, направленная в окно, чтобы те, кто увидит его снаружи, могли разглядеть только силуэт, но не детали. И будем надеяться, Сонни Лофтхус имеет слабое представление о телосложении Ингве Морсанда. Бу думал о том, что вот так, именно так и сидел Сильвестр. Хороший, глупый, преданный, шумный Сильвестр. А этот дьявол пришил его. Как – они уже, наверное, никогда не узнают. Потому что не будет никаких допросов, никаких пыток, где Бу смог бы отомстить и насладиться своей местью, как наслаждаются бокалом рецины с привкусом смолы, которого многие не выносят, а для Бу он был вкусом детства, Телендоса, друзей, качающейся на волнах лодки, на дне которой он лежал, смотрел на вечно голубое греческое небо и слушал, как волны и ветер дуэтом поют свою песню. Он услышал щелчок в правом ухе:

– Внизу на дороге остановилась машина и развернулась.

– Кто-нибудь вышел? – спросил Бу.

Наушник, провод и микрофон были совершенно незаметными против света, если смотреть снаружи.

– Мы не разглядели, но машина удаляется. Может, не туда заехала.

– Хорошо. Все приготовились!