Чуть позже Хэнк вновь оказался внутри нее, но теперь ей мешал полный мочевой пузырь. Хэнк неутомимо двигался, а ей хотелось поскорей закончить. Она не знала, как лучше сказать, и вообще начала переживать, не отдала ли ему нечто ценное, самое ценное, что у нее было, и даже ничего не попросила взамен, и никаких обещаний не ждала. Она уже хотела прервать его и потребовать гарантий, но поняла, что идея неудачна, он сейчас ничего не скажет.
Он как будто прочел ее мысли, потому что очнулся и поднял голову:
— Я тебя не раздавил?
— Нет.
Он осторожно приподнялся, она вздохнула, когда он вышел из нее. Они долго лежали рядом, но потом все же пришлось встать, пока не случилось настоящего конфуза.
— Ты куда?
— Мне нужно на минуточку.
— Зачем? — Но, слава богу, сообразил сам.
Она натянула платье, туфли и стремглав бросилась к другому концу дома.
Когда вернулась, он все так же нагишом лежал на одеяле, и солнечные зайчики смешно скользили по его телу. В тени прохладно. Она провела рукой по груди — худая, но мускулистая, как и плечи; он весь такой сухой и жилистый, но в общем ничего особенного. Скользнула ладонью по темной полоске волос от пупка к его… Пусть будет
— Больно?
— Просто неожиданно.
Такой маленький сейчас. Очень маленький. Она уже хотела высказаться на этот счет, но вовремя удержалась.
— Как думаешь, что скажет Финеас? — спросила она.
— Боюсь подумать.
— А я думаю, он будет рад.
— Тогда ты единственный человек во всем Техасе, кто так думает. Впрочем… полагаю, он догадывался, что непременно случится что-нибудь в этом роде.
— Возможно, не так скоро.
— Не могу понять, с чего бы ему считать меня достойной парой для тебя, но, с другой стороны, он точно не дурак. Я очень удивился, когда он попросил отвезти тебя домой. Странная затея. Я как глянул на тебя, сразу понял…
— Что?
— Что ты и разговаривать со мной не станешь, вот что.
— Почему он решил поручить нам с тобой это дело?
— Пожалуй, в основном потому, что я согласился работать задешево.
— Финеас не дурак.
— Вот уж точно. В этом я ни секунды не сомневаюсь.
— Ты ему нравишься. Немногие могут этим похвастаться.
— Да уж.
— А может потому, что мы оба сироты.
— Такое мне в голову не приходило.
— Правда?
Помолчали.
— В общем, твое личное дело, как ты ко всему этому относишься, — заключил он. — Бывает гораздо хуже.
— Я тебе не слишком нравлюсь.
— Точно. Не могу сказать, нравишься ты мне или нет.
Она шутливо ткнула его в бок.
— Но на солнышке ты симпатичная.
— Мне хорошо, — пробормотала она. Платье она уже успела снять. Прикрыв глаза, следила за цветными пятнами, плывущими под веками. — Так всю жизнь здесь и валялась бы.
Ночью они опять занимались любовью, а позже разошлись по своим спальням. Джинни не хотела, чтобы Флорес что-нибудь заподозрила, хотя совершенно непонятно, с чего бы ее это волновало. Лежа в одиночестве в постели, она опять терзалась сомнениями, не совершила ли ошибку.
Но утром первой мыслью была мысль о нем и почему он не лежит рядом, и она обнимала подушку и даже целовала ее, воображая, что это его шея. Странное чувство. Может, лучше остаться сегодня дома, запереться в комнате и не выходить… Это была блажь, она воспользовалась случаем, не стоит немедленно кидаться во все тяжкие. Да, решено, ей не стоит с ним встречаться. Нечего к нему привязываться.
Время шло, она понимала, что ее, наверное, ждут внизу; взволнованно подскочила, стремительно собралась и помчалась к нему.
Завтракали они медленно, мучаясь от невозможности поговорить и сверля взглядами спину Флорес — скорей бы ушла. Наконец Джинни произнесла, по ее мнению, совершенно невинным тоном (нисколечко, конечно, ну какая уж тут невинность при подобных обстоятельствах), что они с Хэнком сами приберут посуду.
Едва за Флорес закрылась дверь, как они ринулись в кладовку, сорвали одежду друг с друга, сначала попробовали стоя, но оказалось мало, и все закончилось на полу, среди банок с бобами и мешков с мукой. По спине пробежал холодок при мысли, что отец сейчас видит ее и осуждает, но потом она решила, что будет делать то, что ей нравится.