Сын аккордеониста

Он бежал вверх по склону, а жабы вокруг него кричали: Вин-ни-пег! Вин-ни-пег! Вин-ни-пег! Вин-ни-пег! в пяти– или шестикратно ускоренном ритме по сравнению с обычным. Он бежал неуклюже, но так же, или даже быстрее, чем любой человек его возраста и веса. Страстное желание убежать от верной смерти придавало его ногам легкость.

Появились первые лучи рассвета, один край неба постепенно окрашивался в оранжевый цвет. Он добежал до самой вершины горы и различил вдали маленькую долину, на которой размещалась деревенька. Сосчитал дома: их было всего пять, и все они смотрели на речушку и на дорогу. Четыре из них были выкрашены в белый цвет, и, несмотря на неяркий свет, их очертания просматривались очень четко; первый же дом, самый ближний, расположенный у края долины, был темным, каменным.

Он осторожно спустился по склону, поскольку еще со времен Канады знал, что никогда не надо спешить, что именно в такие мгновения легче всего споткнуться и вывихнуть щиколотку. Уже внизу он спрятался за кустами, росшими на берегу реки, и внимательно изучил каменный дом. Он выглядел пустым. Тогда дон Педро вынул из кармана брюк пистолет и перешел ручей.

На нижнем этаже дома был мельничный жернов, но не видно было ни остатков, муки, ни какой-либо утвари. По всей видимости, это была заброшенная мельница. В любом случае убежище было ненадежным. Патрули обыскивали заброшенные дома прежде всего. «Все твои усилия пойдут насмарку, – сказал ему внутренний голос. – Ты не найдешь теплую хижину, полную друзей, как в тот раз, когда ты заблудился в снежных степях Принс-Руперта». Он почувствовал упадок сил и сел на мельничный жернов. Когда он немного пришел в себя, то положил пистолет в карман пиджака и вышел на улицу.

Свет утренней зари постепенно овладевал маленькой долиной, и на стенах домов играли теперь оранжевые отблески в тон цвету неба. «Это не затерянное в горах местечко, как ты полагал, – сказал ему внутренний голос, – это часть Обабы. Патрули очень скоро обнаружат трупы своих товарищей, убитых выстрелами, и, словно гончие, бросятся по твоему следу».

Он спустился к руслу реки и пошел по направлению к домам, воспользовавшись тропинкой, протоптанной на одном из берегов. Когда ему показалось, что он поравнялся с первым домом, он высунул голову и несколько мгновений разглядывал его. Затем продолжая продвигаться вперед, повторил это напротив всех остальных. Он спрашивал себя, который из них мог бы послужить ему убежищем; какой скрывает внутри Авеля, а какой Каина; какой мужественного и сострадательного человека, а какой подлеца. Но он добрался до конца долины, а сомнения его так и не разрешились. Не было никаких опознавательных знаков. Никому в этом местечке Бог не сказал: «Убей ягненка и окропи его кровью раму и притолоку своего дома, и тогда ангел, увидев у входа кровь, пролетит мимо». Без таких знаков, без минимальной гарантии все двери были опасны. «Даже если бы знак был, что бы это изменило?» – спросил он себя, смирившись. Патрули, которые выйдут на его поиски, будут безжалостнее, чем сам карающий ангел, они не оставят непроверенным ни одного дома. Кроме того, возможно, Бог не пожелает помогать ему, ибо он пролил кровь ближнего. Того, кто убил Авеля, звали Каином-, но какого имени заслуживает тот, кто убил Каина? Он остудил лицо речной водой. Мысли лихорадочно вертелись в его голове.

Возле последнего дома деревушки начинался подъем в гору. Сначала склон был пологим, покрытым лугами; затем он становился более крутым, трава уступала место отдельным деревьям, потом лесу, лесистой горе. Дон Педро пошел в эхом направлении, решив уйти как можно дальше. Однако ему захотелось бросить последний взгляд на долину, на ту дорогу, что привела его сюда. Но едва обернувшись, он сразу понял: он не будет продолжать свой путь, ему не хочется.

Он сел на камень и продолжал смотреть вниз. Пять домов селения были погружены в тишину, дарил покой. В трех из них имелись будки для собак, но было непохоже, что они заняты. У дома, следующего за старой мельницей, скребли землю куры. На участках возле следующих двух домов ходили овцы; рядом с последним, метрах в ста от того места, где он сидел, паслись две лошади. Обе были гнедой масти. А трава зеленая. Зелеными были и кукурузные поля, и огороды, и яблоневые сады, и леса, и далекие горы. Хотя на самых дальних горах зеленый цвет становился синим, темно-синим. Как небо. Потому что небо в этот рассветный час тоже было темно-синим, с оранжевыми и желтыми бликами. Из трубы одного из домов, третьего, пошел дым. Дым медленно растворился в воздухе. И солнце тоже двигалось медленно. Оно медлило, прячась за горами. Но вот-вот должно было взойти.