Сын Авроры

— Связующим звеном в этом деле оказалась мадемуазель фон Кнезебек. Она тоже бежала в Вену, где вышла замуж. Судьбе было угодно распорядиться так, что поместье ее мужа находилось неподалеку от имения фон Платенов. Как только она узнала о свадьбе Софии Доротеи и прусского короля, тут же вступила с нею в переписку и все той поведала. А молодая королева доверилась мне. В свое время вся эта ситуация с фон Кенигсмарком вызвала в Версале нешуточный интерес. Но я, хоть и была прекрасно осведомлена, предпочла оставить все в тайне. И молчу до сих пор.

— Я благодарю вас, мадам, за оказанное мне доверие... Но все-таки Ваше Королевское Высочество сказали мне, что королева Пруссии несчастна. Почему же?

— Как можно быть счастливой во дворце, который твой муж превратил в казарму? Как можно быть счастливой, когда всех твоих родственников муштруют, как самых настоящих новобранцев? Фридрих-Вильгельм больше солдат, чем король и муж! Он не любит никого, кроме своих высоченных гренадеров!

Чтобы дать Морицу возможность прийти в себя после сделанных им открытий, княгиня немного поболтала с ним на отвлеченные темы. Она испытывала настоящее наслаждение, разговаривая на родном языке. И когда, наконец, решила отпустить Морица восвояси, она позволила ему поцеловать свою руку, запачканную чернилами, и взяла с юного графа обещание обязательно зайти еще.

— Я всегда буду рада вас видеть, мой дорогой мальчик, — ласково сказал она. — Мы с вами выпьем по кружке хорошего пива, и я дам вам несколько советов... А кстати, я правильно понимаю, что сегодня вечером вы будете ужинать с регентом?

— Да, похоже, мне и впрямь окажут эту честь... это удовольствие!

— Не слишком рассчитывайте на удовольствия, милый мальчик. Да, я прекрасно знаю, какие слухи ходят об этих ужинах моего сына и его друзей, которых называют «развратниками». И слухи, к моему сожалению, правдивые. Однако прошлым летом моя внучка, герцогиня де Берри, скончалась. Ей было всего двадцать четыре года... и она была постоянной участницей этих дебошей своего отца... Они были очень похожи, одинаково стремились попробовать все, даже то, что и пробовать-то не следует. Ее смерть глубоко ранила герцога. Если бы он верил в Бога, подумал бы, что это — его наказание, но он не верит. Так что теперь он иначе относится к удовольствиям. Поэтому не рассчитывайте на слишком многое.

— Единственное, на что я надеюсь, — понравиться королю и получить командование!

— Что же, тогда, как мне кажется, вы избрали верный путь.

И в этот момент в комнату вошел слуга с тремя собачонками на поводке — они явно вернулись с прогулки. И они тут же с тявканьем кинулись к хозяйке.

— Вот они, мои любимые малыши! — воскликнула она, снова переходя на французский. — Вы любите животных, господин граф Саксонский?

— Очень люблю, сударыня! Но предпочтение отдаю все-таки лошадям.

— Что ж, вы храбрый человек, граф. Я в вас не ошиблась.

* * *

Также она не ошиблась и относительно ужина с регентом. За регентским столом Мориц увидел некоторых из тех «развратников», о которых кричал весь Париж Там были герцоги де Канийяк, де Бранка, де Ноай, де Брольи и де Ришелье, все пятеро — веселые, вежливые и воспитанные люди. Был еще и бывший аббат Гийом Дюбуа[58], недавно ставший епископом Камбре, с хорошо подвешенным языком — до того, как стать министром иностранных дел, он был наставником Филиппа и его тайным агентом. Как и его наставник, кардинал Мазарини, Дюбуа был самым настоящим трудягой, но не забывал и про придворных красавиц и хорошую еду. Мориц с удивлением обнаружил, что для каждого гостя здесь было свое особое блюдо: вышеупомянутый епископ, например, предпочитал омлет с трюфелями, а де Бранка — острую испанскую еду. Но больше всего графа Саксонского удивило то, что за весь ужин к ним не присоединилась ни одна женщина. Вечером в опере должен был состояться бал, и регент распрощался с гостями, сославшись на срочные дела. Шарль де Шароле и Мориц Саксонский поступили мудро и вернулись домой: завтра Морицу предстояло быть представленным самому королю.

* * *

Отправляясь во дворец Тюильри, Мориц не придавал особого значения этому предстоящему знакомству. Он знал, что увидит десятилетнего мальчишку, без сомнения, переполненного самодовольством, даже несмотря на то, что он — всего лишь марионетка, послушно исполняющая то, чему его научил мудрый наставник. В общем и целом Мориц не ждал ничего от этой встречи и надеялся, что продлится она недолго.