Сын башмачника. Андерсен

Я иду по стране, где не было ни одного великого сказочника, кроме народа, но все народы одинаково гениальны, а вот гениальные сказочники... Их почти нет... нет, нет, нет...

Андерсен, я донесу вашу улыбку до современников, мне поможет в этом главная Роза моей жизни, моя дочь Мария...

— Розы в стеклянных клетках киосков — как рыбки в аквариуме, — говорит она.

Может быть, розы услышат меня, поймут извилинами лепестков... Я иду мимо синих, как васильки, милиционеров, мимо строгих, как крапива, парней с накачанными мускулами, мимо проституток с жёлтыми улыбками одуванчиков, мимо красных от мороза, как георгины, прохожих...

И я вновь думаю об Андерсене... Если дети — цветы жизни, то как приятно, как приятно думать, что лепестки — их улыбки...

Розой раньше, розой позже — Андерсен влюбился... Это была сестра его товарища по университету. Её звали Риборг Войт.

После университета, который он окончил 23 октября 1828 года, Андерсен во время сбора материалов для задуманного исторического романа «Карлик Кристиана Великого» оказался в городе Фоборг, чтобы погостить у товарища по университету. Чёрные глаза сестры Кристиана Войта навсегда запали ему в душу...

На корсаже Риборг Войт блестела от волнения роза. Девушка захотела поправить её — и цветок очутился на полу. Андерсен осторожно поднял розу, а на самом деле это поднял он свою первую любовь...

Андерсен влюбился глубоко, со всею пылкостью его открытой натуры... Хотел стать священником, чтобы иметь возможность кормить будущую семью. Но девушка оказалась помолвленной и со временем вышла за сына аптекаря...

Это для розы поэт выше аптекаря, а для девушки из скучного Фоборга это не так...

На прощанье Риборг подарила ему букет из своего сада... Он долго берег потом эти засохшие цветы. Они не засыхали для него — он чувствовал прелесть лепестков, запах... Счастье этого букета долго путешествовало по страницам его книг.

Бедный поэт и богатая семья Риборг, кто вспомнил бы о них сейчас, если бы не сказки поэта... Мы благоговейно произносим имя Риборг Войт — неслучившееся семейное счастье Андерсена.

Он так и не создаст семью...

Роза приютившей Андерсена семьи Коллинов — их прекрасная дочь, Луиза Коллин, в которую он был влюблён, тоже не стала его женой — слишком велика была разница в их социальном положении. Это все розы равны между собой, но датское общество ничего не знало о законах цветов. Луиза Коллин, ваши прекрасные розы были подарены не Андерсену. Он приходил в вашу по-копенгагенски счастливую семью, играл с вашими детьми... это могли быть его дети...

И он решил: путешествовать — значит жить. Десятки раз уезжал он из Дании, увидел много интересных мест, садов, роз... Но всё быстрее и быстрее мертвели букеты роз, всё горше обволакивало его одиночество. Умерли самые дорогие ему люди — и ни одной живой души, близкой ему по крови, не осталось в садах роз...

И вот прекрасная, может быть, гениальная шведская певица Йенни Линд. Розой позже, розой раньше, поэт влюбился в шведского соловья. Йенни Линд обожала его сказки, любила их всею возвышенной своей душой, обожала даримые поэтом розы, но, но, но — не любила его.

Как тосковал он от этой неразделённой любви!

Чем больше неудачной любви, тем прекраснее сказки — розы его души. С концертов своих Йенни Линд уходила с огромными букетами роз... И розы Андерсена затерялись среди них навсегда...

Йенни Линд! Ваша любовь к его сказкам была так нужна ему, а то, что у вас не случилось общей Голубой розы, — не его и не ваша вина...

Его розы пусть до сих пор устилают вашу жизнь, я верю, что в мире ином, где люди живут по законам роз, Андерсен обрёл счастье рядом с вашей душой...

Он обожал цветы, он боготворил розы... Его сердце часто сбрасывало свои лепестки, но им на смену приходили новые, и рождались новые пьесы, стихи, сказки, и едва ли не в каждом его произведении цвела роза...

Порой за судьбой розы Ганс Христиан Андерсен явственно различал судьбы своих современников. Ведь розы так похожи на людей, может быть, даже лучшие из нас произошли от роз...

Старый русский алфавит, похороненный нашим могучим малодушным антисентиментальным веком, я хочу сравнить с благоухающей розой, — сколько нежного, не всеми ощутимого аромата.

В тех буквах как бы и смысла было куда больше, чем в теперешних; язык как-то огрубился и стал неглубок, впрочем, может быть, для мыслей двадцатого века такой алфавит именно и нужен. Но, но, но:

Исчезает благодать,
Вы меня поймите,
Я хочу, чтоб было «ять»
В русском алфавите...

Из слабых кирпичей букв не построить на века здание мысли. Что же останется от нас?..

Вот почему, ведя разговор о розах сказочника, захотелось мне вернуться к старому алфавиту, к буквам Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Тютчева и Фета...