Сын болотной ведьмы (СИ)

Той ночью мне не удалось заснуть ни на минуту. Лежал и смотрел в потолок, вставал, ходил по комнате, снова ложился. Если б только мог, надраил бы Гергису рожу до блеска. Но он был там, откуда не возвращаются. Ему проще – а вот что делать мне? Как приручить ее, как справиться с отвращением?

От бессилия и отчаяния хотелось выть на луну. Это была минута слабости. Но сдаваться я не собирался.

С той ночи прошло две недели. Я не сделал больше ни одной попытки растопить лед между нами. Вел себя с Эллерией ровно и сдержанно. Как и раньше, по утрам заходил поздороваться, а после ужина провожал до спальни и желал спокойной ночи. Но бог свидетель, как же тяжело мне это давалось – когда уже держал ее в объятиях и был в миллиметре от того, чтобы она стала моей.

Хотя к чему иллюзии? Моей она не стала бы, даже пойди я на поводу у желания. Не в том смысле, который я вкладывал в это. Только ее тело – его мне было слишком мало. Когда-то вполне мог довольствоваться этим. С ней – нет.

Сидеть рядом за ужином, разговаривать, смотреть на нее, каждый раз натыкаясь на испуганное выражение и ледяной тон, - вот что было пыткой. Чем бы я ни занимался, куда бы ни шел, в голове крутилось, как заевшая пластинка: что произошло между Эллерией и Гергисом и можно ли это исправить.

Тем временем лето подошло к концу. В северных провинциях оно мало отличалось от питерского – такое же короткое, холодное и дождливое. По-настоящему жарких дней набиралось хорошо если с десяток. В середине осени нам предстоял переезд в столицу. По правде, я не понимал, в чем смысл проводить там по полгода, оставляя за себя управляющего, но так уж было заведено.

Наступил первый день лунной недели. Исчисление времени в этом мире, как и у нас, строилось под солнце и луну. Один оборот земли вокруг солнца – год. Кстати, здесь знали, что земля вращается вокруг солнца, а не наоборот. Месяц – четыре фазы лунного цикла, двадцать восемь дней. А чтобы состыковать между собой солнце и луну, после трех месяцев каждого времени года добавлялась недостающая неделя, которую так и называли - лунной. К ней были прикручены всякие религиозные церемонии, достаточно мутные.

День выдался ясный и теплый, я вышел в сад и увидел Эллерию, сидящую на скамейке с Мариллой на руках. Мии рядом не было: я приказал ей во время прогулок принцессы держаться поодаль, но так, чтобы видеть все, чем она занимается и с кем разговаривает.

Трудно сказать, сколько я стоял и смотрел на них. А потом не выдержал, подошел и сел рядом. Марилла потянулась ко мне, и я забрал ее у Эллерии. И сразу же маленькая цепкая лапка ухватила меня за нос.

Я приходил к ней каждый день. Сначала – через не хочу. Это был не мой ребенок. Даже если Эллерия родила его от Гергиса и я, в силу обстоятельств, приходился девочке биологическим отцом, мое сознание в этом процессе не участвовало. Но именно оно подсказывало, что в сложившейся ситуации я должен ее если не полюбить, то хотя бы привыкнуть к ней. И я привыкал – постепенно. Она уже не казалась мне страшной и сморщенной. Напротив, вполне симпатичный ребенок. Нянька уверяла, что Марилла похожа на мать, и я действительно начал различать в ее маленьком личике черты Эллерии.

Но однажды девочка улыбнулась, протянула ручку и схватила меня за нос. И что-то во мне дрогнуло. И это стало нашим ежедневным ритуалом. Она улыбалась до ушей, пускала слюни мне на куртку и тискала мой нос. А я таял и тоже растекался в блаженной улыбке. И уже не думал о том, что к ее появлению на свет имею только формальное отношение – а может, и вообще никакого.

Пытаясь нащупать пальчики Мариллы, Эллерия коснулась моей руки, и я вздрогнул, словно дернуло током. А вслед за этим она задала вопрос, которым мучился все время: что произошло между нами, после чего ей хочется держаться от меня подальше. И это она еще мягко выразилась!

И вдруг ответ пришел сам собой – чередой вспышек-кадров, настолько отвратительных, что к горлу подкатила тошнота. Гергис грубо, по-хамски вел себя с ней в повседневном общении, но главное – в постели, умышленно причиняя боль, унижая, заставляя делать то, чего она не хотела. И хуже всего было всплывшее последним, задержавшись перед глазами гораздо дольше, в деталях.

Войдя в спальню Гергиса, Эллерия застала его в чем мать родила, верхом на какой-то девице. Нисколько не смутившись, тот предложил присоединиться. Когда жена назвала его скотиной, встал, отвесил ей оплеуху, швырнул на кровать и взял силой, зажимая рот ладонью. А потом выставил за дверь и продолжил с девушкой. Той же ночью Гергис пришел к Эллерии в спальню и повторил то же самое. Сказав в заключение, что будет трахать кого захочет и когда захочет, а ее дело – помалкивать и раздвигать ноги.

Вся эта кинохроника заняла от силы несколько секунд, но мне они показались вечностью. Прижимая к себе Мариллу, я впился через штаны ногтями в колено. Боль помогла взять себя в руки и ответить так спокойно, как только мог:

- Я вел себя с вами не лучшим образом. Слишком грубо. Мне очень жаль.