Сын человеческий

Голод, нищета и террор заставили выехать за границу более полумиллиона парагвайцев (все население страны не превышает двух миллионов человек). Очутившись в эмиграции, Аугусто Роа Бастос мучительно искал ответа на вопрос о том, почему же демократические силы потерпели поражение, почему значительная часть крестьян пошла за фашистами. Во время погромов в Асунсьоне и на пепелище разоренной Гитлером Европы Роа Бастос постиг истину, что противопоставление башмаков книгам было выгодно монополиям, латифундистам, высшей военной и гражданской бюрократии. Но все ли сделали мы, люди книжного цеха, чтобы открыть глаза оболваненному народу? — спрашивал себя поэт. Нет ли и нашей доли ответственности в том, что трудящиеся, выбирая башмаки, отвергают книги? Драма парагвайского народа и парагвайской интеллигенции становится предметом размышлений писателя-эмигранта. Ему кажется теперь, что лирика, особенно излюбленная им лирическая поэзия, якобы не литература, раз ее не читает большинство народа. Но разве могут читать стихи неграмотные, которые составляют треть взрослого населения Парагвая, или малограмотные, составляющие половину жителей страны старше пятнадцати лет? Разве можно ликвидировать разрыв между образованной прослойкой и массой неграмотных, не уничтожив предварительно социальную и политическую основу нищеты и варварства?

Роа Бастос отрекается от лирической поэзии и с головой уходит в прозу. В прозу обличительную, гневную, зовущую к оружию, адресованную всем, всем — самому широкому парагвайскому читателю. Он идет путем, который проложил Рафаэль Баррет.

Социальный заказ властно диктует писателю выбор изобразительных средств. Отсюда — обилие библейских образов, образов, взятых из народных преданий и верований. Парагвайские крестьяне — католики. В то же время они сберегли суеверия и легенды, унаследованные от индейцев-гуарани. Они слепо верят слову католической церкви и свято хранят в памяти эпизоды национальной истории. Роа Бастос обращается к истории. Он находит в прошлом Парагвая такие моменты, когда движение крестьян против угнетателей облекалось в религиозную оболочку. И в своей первой книге, написанной в изгнании и озаглавленной «Гром среди ветвей» (издана в Аргентине в 1953 году), Роа Бастос выводит образ старого епископа, епископа бедняков, который отказывается служить очередному диктатору и за это лишается епископского сана. Старик священник говорит крестьянам: «Наверное, я ошибся. Наверное, вместо любви я должен был учить вас ненависти, учить, как отвечать насилием на насилие. Сам Христос сегодня взялся бы за оружие!» Тринадцать лет спустя примерно в тех же выражениях обратился к крестьянам через свою газету колумбийский священник Камило Торрес, лишенный за это сана и впоследствии погибший в схватке партизан с правительственными войсками. Теми же словами встретил своих прихожан бразильский священник Лаже, которого военная диктатура бросила в тюрьму, а затем выслала из страны. Так художественный вымысел обернулся реальной действительностью.

Центральное место в книге занимает рассказ о забастовке и восстании рабочих с плантаций против североамериканского капиталиста-изувера Гарри Вея. В качестве главного героя Роа Бастос вывел рабочего Солано Рохаса, организатора стачечного комитета и руководителя восстания, на помощь которому пришли крестьяне — охотники на тапиров. Хотя писатель не избежал натуралистических сцен, в конце концов романтика и лиризм взяли верх. Отречение писателя от лирики оказалось надуманным — она не мешает, а помогает поднимать людей на бой с варварством и угнетением. Она берет в плен самого Роа Бастоса, пронизывает его прозу. История чистой, возвышенной любви ослепленного, осужденного на смерть Солано Рохаса к Яси Монронти, дочери немецкого колониста, выросшей среди индейских крестьян, выводит читателя из мрачного ада. В заключение писатель пророчит светлое будущее тем, кто продолжит дело первых борцов за социальную справедливость и национальную самостоятельность Парагвая.

Книга Роа Бастоса вызвала упреки со стороны кое-кого из бывших друзей писателя, которые испугались ее народности, боевитости, революционного романтизма. К ней поспешили приклеить этикетку «завербованной литературы».

Но, сознавая свою ответственность перед народом, Бастос не свернул с выстраданного пути. В 1959 году в Аргентине увидел свет роман «Сын человеческий». Небольшой тираж мгновенно разошелся. Год спустя появилось второе издание. Затем роман переиздали на Кубе. Он был переведен на английский, португальский и чешский языки. По авторскому сценарию был снят фильм «Ы-ухей» («Жажда»), в основу которого положены главы из этой книги, посвященные войне в Чако. Музыку к фильму написал Асунсьон Флорес.

В 1960–1962 годах роман «Сын человеческий» был отмечен тремя литературными премиями в Аргентине, США и Италии как выдающееся произведение современной литературы Латинской Америки. Фильм «Жажда» был премирован в Аргентине и в Испании.