Сын человеческий

Наш полк — часть пятитысячной группировки. У нас одна цель — отбить у неприятеля форт Бокерон. Согласно боевому приказу мы входим в первую колонну (главные силы). Нам предстоит выйти по старой дороге прямо к крепости. Вторая колонна двинется к Бокерону по новой, более прямой дороге. В точно назначенный час обе колонны сойдутся у крепости и, зажав ее в клещи, внезапной одновременной атакой раздавят, как кокосовый орех.

Я тщательно пересчитал своих солдат — сто тридцать шесть человек. Все они новобранцы, но парни что надо. Потом отдал необходимые распоряжения командирам взводов. Рота готова к выступлению.

Мы выйдем, едва займется заря. Ждать уже недолго. Понемногу светает, но утро с трудом выбирается из цепкой ночной темноты. Глухой шум тыловой базы, непрекращающийся всю ночь, замирает под тяжестью навалившейся тишины. Скорей бы сигнал к выступлению. Бледнеют понемногу человеческие силуэты, сереют постройки, снуют лиловые тени, клубится вязкая беспокойная пыль. Рядом красным пятном маячит огонь костра, в котлах булькает солдатская похлебка.

Многие уже на ногах. Многие, как и я, наверняка даже не прикорнули за ночь. Все следят за палевым зыбким горизонтом, а он линяет на глазах. Меж подорожников и тростниковых зарослей — стылое голубое сияние. Это озеро. Озеро Исла-Пои, хвастливо переименованное в «Озеро победы». Единственный водоем на многие километры. К его берегу подъезжают темные грузовики и набирают воду в цистерны. Высоко в небе разливается свет, отражаясь в воде. Откуда появилось это озеро, сколько ему лет — сказать трудно. Оно лежит на покатом животе холма, у развилки двух дорог, ведущих к полю сражения, и покрыто мелкой рябью. На этой иссохшей, задубелой от зноя равнине лишь озеро — свидетельство жизни. Над ним реют стаи птиц: они стонут от жажды, словно предсказывают нам ту же участь. От этого трепетного водного лона и зависит исход борьбы.

5

9 сентября (у Бокерона)

Мы окунулись в купель, до краев налитую кровью. Задуманные «клещи» обернулись против нас самих. Наши пошли в атаку, но она захлебнулась еще на подступах к переднему краю обороны противника. Мы не заметили, что в лесу скрывается вражеская огневая точка. Напротив крепости, прямо к юго-востоку, полумесяцем зияла громадная впадина шириной более километра. Она была плоской и плешивой, как деревенская площадь. Лес тянулся вдоль поля и подходил вплотную к самому горлу этой котловины. И всякий раз, когда наши очертя голову бросались в атаку, они падали наземь, как вышелушенные из початков зерна маиса; их косил свинцовый град вражеских пулеметов. Горный массив Пунта-Брава ощетинился огнем. Наши батареи стреляли на глазок. Их мины и снаряды пробивали огромные бреши в нашем ударном эшелоне, не долетая до позиций боливийцев. Фланговые цепи расстроились и сбились в кучу, тесня друг друга; в этой адской круговерти человеческих тел парагваец убивал парагвайца. Хотя наш батальон был отведен в резерв, вскоре его зажали с обеих сторон отступившие фланги. Остальные тоже дрогнули и побежали. Солдаты кинулись наутек, и даже пули не могли остановить начавшейся паники. При первой же стычке моя рота понесла большие потери, и в этой мясорубке пропал «Вифлеемский младенец».

К восьми часам утра лобовая атака окончательно захлебнулась. На покатой площадке впадины осталась только груда трупов, отчетливо видная в полевой бинокль. Разрывы боливийских снарядов целый день сотрясали погибших, и казалось, будто их бьет озноб. Я долго следил в бинокль за бесформенной кучей тел, застывших в причудливых позах. Я был почти уверен, что среди этих сжигаемых солнцем мертвецов нет моего денщика.

Тянется изнурительная перестрелка. Наши пушки опять вслепую бьют по густым зарослям. В воздухе гулко разносятся их надменные, но, увы, бесполезные раскаты. Надсадно кашляют минометы, им вторят щелканье винтовочных выстрелов и дробь автоматных очередей. Бесконечные вереницы раненых, смертельно-бледных, истекающих кровью, ползут по тропинкам в тыл.

Темнеет. Полная деморализация. Усталость. Бессилие. Ярость. Тучи огромных, как слепни, москитов терзают нас. От них нет никакого спасения. У меня болит локоть: во время отступления его царапнула пуля. Но еще больше мучает спекшееся от жажды горло, жжет в груди, будто там ноющая язва. Воду опять не подвезли. Мы ее по-прежнему ждем, сплевывая пропитанную пылью слюну.

10 сентября