Сын человеческий

— Был на перевязке в госпитале, майор… — с какой-то кроткой гордостью протянул тот, показывая на повязку.

— Где ранили?

— Около Посо-Валенсия.

— Каким образом?

— Так ведь… — Человек осекся и принялся пощипывать взлохмаченную грязную бороду, стараясь найти нужные слова. Сержанту было трудно объясниться по-испански. Вот он и тянул слово за словом, точно переводил в уме то, что собирался сказать.

— При каких обстоятельствах вас ранили?

— Нас неожиданно атаковал целый взвод, — торопливо объяснил Акино. — Мы не смогли отбиться. Это были наши же солдаты. Они теперь самые опасные, куда страшнее боливийских самолетов и снайперов…

Слова Акино снова потонули в невообразимом гаме: за дощатой перегородкой ожесточенно заспорили адъютанты; голоса их срывались на крик. Командир вскочил с табурета и, кинувшись к дыре в перегородке, прорычал:

— Да заткнитесь вы, черт вас задери!

Крики немедленно прекратились, и теперь в приглушенном шуме только аппарат Морзе продолжал лопотать на своем языке точек и тире. Через отверстие в стене, заменявшее окно, виднелось голубеющее в низине озеро, расцвеченное яркими солнечными бликами.

Бородач метнул злобный взгляд на заправлявшиеся у берега автоцистерны и повернулся к ним спиной. Начальник штаба, сияя преждевременной лысиной, крупными шагами мерил комнату, он был намного ниже сержанта, карие живые глаза светились несокрушимой энергией и сознанием воинского долга. Он снова сел на табурет. Матовое лицо смягчилось. Командир просматривал бумаги, — иные из них были скомканы и запачканы. Это были донесения и сводки, полученные с фронта. Вдруг он сильно стукнул кулаком по этим грязным измятым бумажкам, словно хотел разом их разгладить.

— Я вас вызвал, чтобы дать очень важное задание. У меня просят одну автоцистерну. Притом срочно, безотлагательно. Нужно выехать немедленно.

— Мы как раз формируем взвод, майор,

— Нет, нужна только одна автоцистерна, — сухо оборвал его командир. — Главное — подыскать опытного водителя.

— Такой у нас есть.

— Кого вы имеете в виду?

— По-моему, капрал Кристобаль Хара подходит для этого, — ответил не раздумывая Акино.

— Шофер должен быть бывалый и находчивый.

— Он не подведет, майор. Мы с ним односельчане, и я его знаю как облупленного. Краснеть за него не придется.

— Операция будет очень рискованная.

— За ее выполнение я отвечаю головой.

— Надо подвезти воду и оказать медицинскую помощь батальону, отрезанному от наших позиций неподалеку от Бокерона. Стало быть, придется перейти линию фронта. Парень может не вернуться. Больше того, даже не добраться до места. Справится?

— Разрешите поехать мне, — вдруг сказал сержант.

— Вы командир автовзвода. Выполняйте свои обязанности. А пока что передайте приказ в полевой госпиталь. И чтобы там без проволочек нашли санитарную машину.

— Слушаюсь, майор.

Акино повернулся и вышел из комнаты.

2

Холм Исла-Пои возвышался над испепеленной солнцем равниной, четко вырисовываясь на пламенеющем вечернем небе. Он напоминал гигантское гнездо термитов, раздавленное колесом телеги. Только копошились здесь не муравьи, а люди, затерянные среди грузовиков, артиллерийских орудий, повозок, лошадей, ослиц, волов. Тяжелый, накаленный зноем воздух содрогался от пронзительных выкриков, конского ржанья и рева моторов. Под раскидистым деревом расположился маленький оркестр, который наигрывал, вернее пытался наигрывать, бессвязные обрывки военных маршей. В дьявольской сутолоке этот неотъемлемый атрибут военного парада казался особенно неуместным и диким; тем не менее солдаты, уходя в бой, старались чеканить шаг. Босые ноги землистого цвета и лица землистого цвета. Земля вздымалась пыльным облаком к небу, грозя поглотить людей. Да, они были только муравьями — муравьями, которых породила война; теперь они ползли на передовую с винтовками на плечах и вещевыми мешками за спиной.

Сержант направился к госпиталю. В нос ему ударил запах карболки. Топчаны, колченогие койки, сплетенные из веток носилки были разбросаны как попало вокруг большого ранчо, битком набитого ранеными. Над ним на крепкой бамбуковой палке болталась выцветшая тряпка с намалеванным красным крестом. Некоторые раненые лежали прямо на земле, других выгружали из хлебного фургона, превращенного по прихоти войны в санитарную машину, иные уже не двигались под одеялами; их безжизненные тела уносили в самый дальний конец тыловой базы.

Сержант долго кружил меж стонущих, истерзанных людей и наконец вошел в госпиталь. В закутке, служившем приемным покоем, он нашел фельдшера и передал ему приказ командира. Прочитав бумагу, тот даже присвистнул:

— Санитарную машину? А где я ее возьму?

— Очень срочно требуется, — ответил сержант.

— Да, но у меня нет машины, — ответил фельдшер и, мотнув головой в сторону фургона, из которого выносили раненых, добавил: — Он у нас единственный. Остальные в разъезде.

— Надо его немедленно освободить.

— Попытайтесь, если сможете. Я бессилен что-либо сделать.

— Есть приказ.

— Поговорите с дежурным врачом. — Фельдшер неохотно встал и пошел звать свое начальство.