Сын Человеческий

Однако вернемся к суду Пилата. Наместник, вместо того, чтобы произнести приговор, взывает якобы о праве помилования к случайно собравшейся толпе! Только теологи могут верить в возможность таких юридических отношений. Однако тут же встает новая несообразность: иудеи, которые якобы имели право помилования, не довольствуются освобождением Вараввы, они требуют распятия Иисуса (Мф.27:21–23; Мк.15:8-14; Лк.23:16–23; Ин.18:39–40; 19:15). Евангелисты, очевидно, думали, что из права помилования кого-либо вытекает право осудить другого. Но иудейская толпа не имела ни права помилования, ни тем более права осуждения.

После этого дается такое изображение толпы, которая до такой степени ненавидит Иисуса, что она охотнее готова помиловать убийцу, нежели кроткого Мессию (Лк.23:23). Надо вспомнить, что это та самая толпа, которая, согласно Евангелиям, еще несколько дней назад кричала Ему «hошана!» как царю, которая устилала путь Его своими одеждами (Мф.21:8–9; Мк.11:8-10; Ин.12:12–13,19). Именно эта привязанность к Нему народной массы была, как утверждают евангелисты, главной причиной, почему аристократы искали смерти Иисуса, почему они боялись схватить Его днем и выбрали для этого ночь (Мф.21:46; Мк.11:18; 12:12; 14:1–2; Лк.19:47–48; 20:19; 22:6).

И вот эта же самая толпа так же единодушно охвачена теперь чувством дикой ненависти к Иисусу, к Человеку, обвиняемому в преступлении, которое в глазах всякого иудейского патриота делало Его объектом самого высокого уважения, то есть в попытке освободить Иудею от иноземного ига. Что же могло вызвать такую внезапную перемену настроения? Евангелия не сообщают на этот счет ничего, кроме трех незначительных слов. Терциус и Квартус не дают никакой мотивировки. Примус и Секундус говорят, что «первосвященники возбудили народ» (Мф.27:20; Мк.15:11). Эти замечания только показывают, в какой степени раннехристианские писатели утратили понимание всяческих отношений в народе. Но положение получается еще более бессмысленным, если принять во внимание политические условия того времени. В противоположность всем остальным частям Римской империи, Иудея представляла тогда картину необыкновенно интенсивной политической жизни. Политико-религиозные партии были хорошо организованы и меньше всего напоминали плохо связанную массу, которую можно легко увлечь. Низшими слоями Иерусалима безраздельно владел зелотизм, который находился в резкой оппозиции к саддукеям и был охвачен фанатической ненавистью к римлянам (Jos.AJ.XVIII.1:1). Если бы «первосвященникам» даже удалось «возбудить» некоторые элементы из народа против Иисуса, то они не могли бы добиться такого единодушия и в лучшем случае вызвали бы ожесточенную уличную борьбу (ср. Ин.7:43).

Однако после того, как евангелисты умудрились представить бесчеловечного Пилата в образе невинной жертвы, а иудеев — главными виновниками распятия Иисуса, начинаются новые несообразности: Иисуса подвергают истязаниям и осыпают насмешками, но это, согласно Евангелиям, делают уже не иудеи, а солдаты того самого Пилата, который только что объявил Его невиновным. Римский наместник теперь не только приказывает своим солдатам распять Иисуса, но и разрешает надругаться над Ним. И тут отчетливо проступает другой — возможно, первоначальный — характер всей катастрофы. Ожесточенными врагами Иисуса уже являются солдаты римского наместника, а мотивом их ненависти и насмешек служит Его попытка восстановить еврейскую монархию и сбросить римское владычество (Мф.27:27–31; Мк.15:16–20). Создается впечатление, что версию суда Пилата описал фанатичный антииудей, а версию бичевания — фанатичный иудейский патриот.

Иерусалим. Место бичевания Иисуса

Итак, противоречий больше чем достаточно. Но из всего вышесказанного ясно, что евангельскую версию суда Пилата нельзя считать исторической.[645]

Via dolorosa

После того, как воины Пилата надругались над Иисусом, они повели Его к месту казни. По римскому закону, сам распинаемый должен был нести орудие своего распятия. Сам крест состоял из кола (palus, simplex), который вкапывали в землю, и перекладины (иногда ее называли: patibulum), которую укрепляли на нем. Так как сам кол обычно вкапывали на месте казни еще до прихода туда распинаемого (Jos.BJ.VII.6:4), осужденный должен был нести только перекладину, что и следует из оригинального греческого текста Евангелий, в котором вместо русского слова крест значится σταυρός {стаўрóс} — кол, столб (Мф.27:32; Мк.15:21; Лк.23:26; Ин.19:17).[646]