Сын Человеческий

Вечером в алиййе зажгли светильники. Ешуа с тальмидами возлег, и все приступили к трапезе (Мф.26:20; Мк.14:17–18; Лк.22:14). Мара, по своему обыкновению, преломил льхэм,[668] роздал его тальмидам и сказал: «Д’на hу бисри (דְּנָה הוּא בִּשְׂרִי)»[669] (Мф.26:26; Мк.14:22; Лк.22:19). Затем благословил чашу с хамрой,[670] отпил из чаши глоток и, пуская ее по кругу, сказал: «Д’на hу дами (דְּנָה הוּא דָּמִי)»[671] (Мф.26:27–28; Мк.14:23–24; Лк.22:20).

Для каждого из своих тальмидов Ешуа нашел в этот вечер доброе слово.

По окончании трапезы Ешуа со своими тальмидами вышел — вероятно, через ворота hаммáйим (הַמַּיִם — Водяные) — за стены Й’рушалайима. Была ночь. Полнолуние. Вся группа миновала долину Й’hошапата и достигла сада Гат-Ш’мена (Мф.26:36; Мк.14:32; Ин.18:1), где Ешуа ожидали вооруженные люди алабарха (Мф.26:47; Мк.14:43; Лк.22:47): рабы, в серых туниках и с медными ошейниками, и стража Храма. Тогда все тальмиды бросили своего Учителя (Мф.26:56; Мк.14:50), а сам Он был арестован и отведен в дом Ханана (Ин.18:13). Бывший алабарх допросил Арестованного, а потом отправил Его в беткэле,[672] где Ешуа провел остаток ночи (Ин.18:24).

Поутру коhэны связали Ешуа и отвели Его к бывшему дворцу царя hор’доса. Сейчас коhэны не были такими нарядными, каковыми они будут через несколько часов — в Храме, когда будут закладывать агнца.[673] Конечно, исраэлиты не вошли в жилище гоя — нельзя было оскверниться в день перед Пасхой (Ин.18:28), — они остались на каменном помосте, своей формой напоминающем габию (גָּבִיעַ {га-биа} — чаша). Префектус сам вышел к ним на Габту[674] (Ин.19:13): средних лет, в белой тунике (tunica), с выбритыми, как у всем романцев, висками, — Понтиус Пилатус воссел на беме (βῆμα — судейское место). Его руки были украшены браслетами, а на безымянном пальце правой руки блестел перстень с большой камеей из красного ясписа. Белая тога-претекста (toga praetexta — окаймленная тога) пристегивалась на плече наместника золотой брошью, в которую были вправлены драгоценные камни, искрившиеся на свету.

Пилатус поинтересовался у коhэнов, в чем они обвиняют Арестованного? Они ответили, что Ешуа развращает народ, запрещает платить трибутум Роме[675] и называет себя царем Й’hуды (Лк.23:3). Префектус обратился к Арестованному: «Rex Judaeorum es?». Скриба, стоящий рядом, перевел:[676] «Ант’h hу малькá ди Й’hудаé (אַנְתְּה־הוּא מַלְכָּא דִּי יְהוּדָיֵא)?» Ешуа ответил: «Ант миллáльт (אַנְתְּ מִלַּלְתְּ)». — «Dixisti», — передал Пилатусу скриба, теряя в переводе смысловую тонкость ответа (Мф.27:11; Мк.15:2; Лк.23:3).

Тогда префектус велел Ешуа войти в преторий (Ин.18:33) и, допросив Его там, вынес приговор: «Damno capitis (приговариваю к смерти)». Затем приказал трубунусу (tribunus — трибун, то есть командир когорты) вывести Ешуа из претория и твердо распорядился: «Tribune, tolle in crucem hunc (Трибун, распни его на кресте)!» (Мф.27:26; Мк.15:15; Ин.19:16).

Трибунус вызвал из крепости Антония отряд во главе с кентурионом (centurio).[677] И, когда кентурия пришла, солдаты вспомогательных войск (milites auxiliorum) в насмешку дали Ешуа «знаки царского достоинства»: одели Его в пурпурную мантию[678] монарха, возложили на голову венец, сплетенный из терна, и дали в руки трость вместо скипетра. Затем они ввели Ешуа в преторий и восклицали: «Ave, rex Judaeorum!»[679] — и часть из них, становясь на колени, кланялась Ему, а другие — били Его тростью по голове (Мф.27:27–30; Мк.15:16–19; Ин.19:2–3; Orig.CC.II.34).[680]

Вдоволь насмеявшись над Ешуа, кентурия отвела Его в крепость Антония. Распятию обычно предшествовало бичевание (Jos.BJ.II.14:9; V.11:1; VII.6:4; Titus Livius.XXXIII.36), и поэтому воины раздели Ешуа, привязали Его к столбу и били (Мф.27:26; Мк.15:15; Ин.19:1), применяя плети с прикрепленными на конце оловянными шариками или дроблеными костями животных, которые разрывали тело до костей (Eus.HE.IV.15:4). Чтобы жертва не скончалась раньше времени, число ударов обычно не превышало сорока (2 Кор.11:24; ср. Втор.25:3).

Было около полудня (Ин.19:14), и в гарнизоне пропела труба (Vegetius.Epitoma rei militaris.II.22). Тогда кентурия вместе с Осужденным отправилась к месту казни — на курган Гольгольта, до которого от крепости Антония было около 700 метров. Отряд шел, растянутый двумя цепями вдоль дороги, а между этими цепями, неся на себе перекладину креста (Ин.19:17), шел Ешуа, вновь облаченный в свои одежды. Замыкалась кентурия воинской цепью, а за нею следовали зеваки из евреев. Плотники же, оснащенные веревками, лопатами и топорами (Ibid.II.11), уже давно трудились на Гольгольте: они прибыли туда сразу же, как только узнали о приговоре Пилатуса.