Сын Чернобога

Епарх побурел от обиды, но сдержался. Магистр Варда отличался мстительным нравом и в гневе не щадил ни ближних, ни дальних. Словом, это был достойный дядя своего непутевого племянника-императора. Мануил невысоко ставил того и другого, но Михаилу многое можно было простить по младости лет, а магистру Варде уже перевалило за пятьдесят. В его немалые годы пора уже научиться шевелить мозгами.

– По меньшей мере десять тысяч русов высадились на побережье, великий. По всем приметам выходит, что они собираются штурмовать город.

– Ну, это не так много, – пренебрежительно махнул рукой магистр. – У нас достаточно «бессмертных», чтобы отразить натиск глупых варваров.

– Смею возразить тебе, великий. Двадцати тысяч «бессмертных» будет недостаточно. Русы могут обнаружить слабое место в нашей обороне и сосредоточить именно там свои силы. Мы не успеем подтянуть резервы. Я прошу тебя отправить гонца к императору. Только появление нашего флота охладит пыл варваров.

– Мне не хотелось бы выглядеть трусом в глазах императора, – поморщился Варда. – Тебе придется отбросить русов своими силами, епарх.

– Тогда разреши мне раздать оружие горожанам, великий.

– Ты в своем уме, епарх Мануил! – разъяренный Варда вскочил с ложа. – Нельзя доверять черни, тем более на виду у неприятеля. В Константинополе достаточно честолюбцев, способных обратить это оружие против нас.

Конечно, магистру Варде было чего бояться. В Константинополе не было человека более ненавидимого, чем дядя императора, и эту всеобщую ненависть Варда заслужил неслыханным коварством и жестокостью. Многие знатные патрикии лишились жизни вместе с имуществом только потому, что не сумели угодить этому человеку, волей случая вознесенного к вершинам власти. Он не пощадил евнуха Феоктиста, которого император Феофил назначил опекуном своего малолетнего сына. Да что там Феоктист. Варда отравил родного дядю, а родную сестру, мать малолетнего императора Михаила, упек в монастырь. Многим казалось, что император, вступивший в пору совершеннолетия, сумеет обуздать своего коварного дядю, но, увы, юный Михаил слишком любил вино, женщин и зрелища, чтобы разумно Управлять Византией, вверенной ему богом. Бессмысленные казни продолжались, и теперь, кажется, настал час расплаты. Божий гнев обрушился на Царственный град мечами краснолицых русов.

– Ты должен вывести своих «бессмертных» за стены города, епарх, и сбросить варваров в море.

– Это невозможно, великий, – в ужасе воскликнул Мануил. – Клянусь всеми святыми!

– Я все сказал, епарх, – надменно вскинул голову Варда. – Иди.

Епарх покинул императорский дворец на подрагивающих ногах. Его душили гнев и страх. Он не сомневался в том, что вылазка «бессмертных» за стены города обернется для Константинополя катастрофой, но и не выполнить приказ магистра Барды не мог. Последней надеждой Мануила оставался патриарх Фотий. Возможно, ему удастся вразумить неразумного патрикия, возомнившего себя непогрешимым.

Увы, надежды епарха не оправдались. Патриарх Фотий был напуган бесчинствами русов, но все-таки полагал, что бессмертные смогут нанести варварам значительный урон, который отобьет у них охоту лезть на стены. Мануил даже зубами заскрипел, выслушав патриарха. Фотий всегда был разумным и осторожным человеком, но в данном случае разум сыграл с ним злую шутку, ибо, пытаясь сохранить хорошие отношения с дядей императора, он губил Константинополь.

– Это ведь язычники, – попробовал вразумить патриарха Мануил. – Они разорят и сожгут не только дворцы, но и храмы.

– Все в руках божьих, – воздел к небу холеные руки Фотий. – Я не верю, что варвары способны захватить самый большой град ойкумены. Русы слишком слабы для великих дел. Всевышний не допустит поругания наших святынь.

Фотий принял монашеский сан уже в зрелом возрасте и за считанные годы прошел путь от простого монаха до патриарха. Разумеется, сделать это ему удалось не без помощи сильных мира сего, в частности того же Барды. Ждать, что он именно сейчас возвысит голос против всесильного временщика, было бы наивно.

– Об одном только прошу тебя, патриарх Фотий. Извести императора от своего имени о нападении русов и передай ему, что положение наше отчаянное. Я умоляю тебя, сделай это хотя бы во имя нашей прежней дружбы и убеди Варду раздать горожанам оружие, в противном случае наша участь будет решена очень скоро.

Лицо Фотия, заросшее густой черной бородой, дрогнуло, а из карих глаз плеснул страх.

– Ты действительно думаешь, что наше положение столь серьезно, Мануил?

– Наше положение отчаянное, Фотий. И я хочу, чтобы ты это знал.

– Хорошо, епарх. Я сделаю все, о чем ты просишь. Сегодня же я пошлю к императору гонцов. Думаю, они сумеют проскочить мимо дозоров русов.