Сын Чернобога

– Так, может, мы спроворим напуск с Рулавом, – предложил Олегу Лихарь. – Пойдем ночью на трех ладьях. А там будь что будет.

– Успеешь еще голову потерять, – хмуро бросил младшему брату Олегаст. – Дружину поведу я. А князь Ингер двинется вслед за нами с новгородской ратью. Ты, Фрелав, останешься при Ингере.

– Опасная затея, князь, – поморщился воевода.

– Сам знаю, что опасная, – усмехнулся Олег. – Зато какой куш!

Возбуждение в Киеве с наступлением жары спало, как на то и рассчитывал Аскольд. По всему было видно, что старания волхвов довести недовольство обывателей до точки кипения оказались безуспешными. Киевляне ворчали на князя, но браться за оружие явно не собирались. Ближники Аскольда, сильно встревожившиеся поначалу, вздохнули с облегчением – кажется, пронесло.

Боярин Гвидон выразил надежду на то, что до приезда княжича Андриана в Киев никаких происшествий здесь больше не будет, и при этом вопросительно взглянул на Аскольда. Великий князь усмехнулся в седые усы и приказал седлать коней. Аскольд с возрастом стал плохо переносить жару и летом предпочитал пыльному и шумному Киеву Угорское предместье. Он засиделся в стольном граде, но теперь решил предаться отдохновению накануне предстоящих важных событий.

– Пришли ко мне в усадьбу боярина Казимира, – кивнул Гвидону князь. – И посматривай тут за торгом. В случае нужды шли гонца ко мне.

– А зачем тебе Казимир понадобился? – удивился боярин.

– Поговорить хочу с умным человеком, – усмехнулся князь.

Боярин Казимир, слегка встревоженный предстоящим разговором и возможными претензиями великого князя по поводу веры пращуров, все-таки отправился в Угорское предместье, прихватив с собой лишь пятерых мечников. По нынешним мирным временам и в такой охране особой надобности не было, но не станет же киевский боярин в одиночку разъезжать по предместьям. Честь надо было соблюсти.

До предместья путь был недалекий, но пыли при этом старый боярин нахватался с избытком. Все-таки не зря в народе говорили о засухе, и хотя недорода, скорее всего, в этом году не будет, но и хорошего урожая ожидать не след. Такое случается чуть ли не через два года на третий, и вряд ли волхвам удастся связать нынешнюю скудость Велесовых даров с обидой бога на князя Аскольда.

В усадьбе князя старого боярина встретили с почетом. Казимир при поддержке услужливых челядинов кряхтя слез с коня – не тот уже возраст, чтобы порхать птицей. А ведь боярин, можно сказать, родился в седле. Во всяком случае, ездить на коне он научился едва ли не раньше, чем говорить. Хорошо еще, что спину не прихватило, а то пришлось бы на крыльцо восходить на четвереньках. Раньше Казимир этого крыльца вовсе не замечал, взлетал одним махом, не пользуясь ступеньками. И вроде совсем недавно это было, глазом моргнуть не успел, а борода уже белым-бела. До чего же коротка земная жизнь, и еще неясно, что ждет его там, в стране света. Боги ведь далеко не всегда бывают справедливы к людям.

Великий князь, перебравшись в загородную усадьбу, подобрел и ликом, и сердцем. Боярина Казимира он принял с честью, поднеся заздравную чарку собственными руками.

Честь старому боярину была оказана немалая, а потому он с легким сердцем приступил к важному разговору.

– Не то плохо, великий князь, что ты ромейскому богу поклонился, а то, что других силой к тому нудишь.

– Мой бог не ромейский, не славянский и не иудейский – он един для всех, – спокойно отозвался Аскольд, присаживаясь на лавку и взмахом руки приглашая гостя последовать его примеру.

– Един, но в трех ликах, – блеснул знаниями Казимир. – Может, славянские боги и отжили свое, князь, но люди к ним привыкли. Эта привычка выражается в обрядах и обычаях, а вовсе не в таинствах, о которых ведают только волхвы. Вот ты мне заздравную чарку поднес, а я твоим щурам поклонился – разве в этом есть обида для твоего бога? Нельзя в один миг отменить то, что складывалось веками.

– Так ты ведь языческим духам поклонился, боярин, а по вере христианской – это грех.

– Родителям я твоим поклонился, князь, дедам и прадедам. А разве твоя религия не велит почитать умерших? Разве в твоей религии не сказано – чти отца своего и мать свою? Нет такой веры Аскольд, которая учила бы обратному. Вот приедет к нам князь Андриан из далекой Тмутаракани. Киевлянам он чужой, а ведь ему здесь не только жить, но и править. Был бы он славянской веры, так принес бы жертвы богам и тем доказал бы свою близость к киевлянам. Вот и думай, князь, что тут делать. Мы с тобой на этом свете не вечны, и годы наши немалые. Мы уйдем, а он останется вместе с внучкой твоей и правнуком. И как прикажешь им, праведникам, жить среди печальников других богов?

– За нашей спиной Византия, – надменно вскинул голову Аскольд. – И почти вся Европа, принявшая христианскую веру.

– Может, и принявшая, но своим рядом, отличным от византийского. Слышал я, что нет мира между папой и патриархом.

– Понимаю, куда ты клонишь, Казимир, – задумчиво проговорил Аскольд. – Но есть канон веры.