Сын Чернобога

Пылкая речь Огнеяра взбодрила не только русов, но и радимичей. Даже Богдан, совсем было сомлевший от раны и поражения, почувствовал прилив сил. Ему вдруг пришло в голову, что им тоже руководила воля Белобога, пусть и не столь явно выраженная, и что смерть Яромира и его сыновей была предопределена свыше, а он, Богдан, оказался всего лишь орудием в руках Световида и Перуна, недовольных действиями Велесовых волхвов, а может быть, и самого Чернобога.

Эти приятные мысли согревали князя до тех самых пор, пока отступающая рать не приблизилась к стенам крепости Бусара, точнее к ее руинам. У красноречивого Огнеяра отнялся дар речи. Это была его крепость, именно ее он поклялся защищать во имя славянских богов и для блага всего славянского мира. А сейчас он оторопело смотрел на стаю ворон, деловито пирующих на костях русов. Разрушена была не только крепость Бусара, но все окружающие ее цветущие селения. Удар был настолько силен, что в первые мгновения никто не смог вымолвить ни слова.

Только у гана Кончака достало духа, чтобы вслух назвать людей, в одночасье ставших лютыми врагами Огнеяра:

– Угры.

Но еще раньше это понял ган Арпад. Две тысячи его наездников сорвались с места и, нахлестывая коней, бросились в степь от карающих мечей обезумевших русов. Только в эту минуту Ратмир с ужасом осознал, какую страшную ошибку он совершил, доверившись даже не столько зятю, сколько его старшему брату гану Курсану.

– Выходит, не соврал Арпад, когда говорил о пятидесяти тысячах своих соплеменников, готовых сесть в седла, – процедил сквозь зубы Голубец.

Если судить по разбросанным среди дымящихся руин останкам, здесь, у крепости Бусара, полегло не менее десяти тысяч человек, среди которых лишь каждый десятый был воином. Между ними лежали женщины и дети тех русов, которые, забыв о долге перед своей землей и родовичами, пошли вслед за Огнеяром чинить спрос за чужую обиду. Князь Богдан с ужасом наблюдал, как седеет на его глазах прядь, свисающая с головы Огнеяра, как белеют его пышные рыжие усы и как чернеет лицо, разом состарившееся на десятки лет.

Весть о нашествии угров достигла Варуны в день, когда все население города сошлось на поле брани, чтобы проводить в страну света защитников города и крепости. Провожали только своих. Угров, пришедших с войной в чужую сторону, свезли в овраг и там зарыли в землю без тризны и слов напутствия. Русов Ратмира, радимичей князя Богдана и славян гана Кончака хоронили с соблюдением обычаев, но без чести. Тризну по ним не справляли. Погребальные костры воздвигли только для тех, кто ушел в страну света с именем славянских богов на устах и с их правдой в сердце.

Князь Данбор, раненный в битве, все-таки нашел в себе силы, чтобы поднести факел к бревнам, на которых лежали тела, омытые речной водой. Огонь рванулся в небеса, унося с собой души тех, кто выполнил свой долг перед родной землей.

– Какие еще угры? – нахмурился князь Олег, выслушав воеводу Рулава.

– Угры гана Курсана, брата Арпада, численностью в пятьдесят тысяч человек захватили обманом крепости Лука, Басара и Сарада, брошенные изменниками Ратмиром, Огнеяром и Голубцом, и, сжигая все городки и села на своем пути, двинулись в глубь Русалании.

– Что еще?

– Хазары скапливаются в Матархе для последующего броска в Крым и далее на Киев.

– Выходит, нападением на Варуну они всего лишь отвлекали наше внимание?

– Выходит, так, князь, – смущенно почесал переносицу Рулав.

Замысел князя Олега был хорош, но, к сожалению, далеко не все задумки удается претворить в жизнь. Битва при Варуне, которая могла бы укрепить власть киевских князей на Дону, закончилась совсем не так, как хотелось бы. Виной тому была горячность князя Ингера и попустительство воеводы Борислава, которые ввязались в сечу раньше, чем подошла киевская рать. В результате мятежные предводители и князь Богдан Радимицкий выскользнули в последний миг из рук киевлян, а потому одержанная победа оказалась неполной.

Князь Олег не постеснялся высказать свои мысли по этому поводу сестричаду и его преданному воеводе.

– Мне кажется, дядя, что полной эта победа для тебя была бы только в том случае, если бы в битве пал не только Ратмир, но и князь Данбор, – криво усмехнулся Ингер.

– И что с того? – холодно спросил Олег.

– Я не предаю своих союзников, князь, и впредь советую тебе поступать так же.

– Я действую не столько в своих, сколько в твоих интересах, Ингер, и тебе пора бы уже это понять.

– Я понял тебя слишком хорошо, Олег, поэтому ты сердишься. Не надо много ума, чтобы стравить между собой князей и воевод, но ты забываешь, что при этом льется славянская кровь. Разве не по твоему приказу боготур Лихарь похитил ганшу Зару и тем нанес оскорбление ее мужу гану Арпаду и ее отцу Ратмиру? А теперь мы пожинаем горькие плоды твоих неустанных трудов.

– Ратмир – изменник, а ган Арпад – наш лютый враг.

– И тем не менее я требую наказания для боготура Лихаря и воеводы Рулава, грубо поправших наши обычаи.

– Боготур Лихарь станет удельником в земле радимичей, подвластной отныне Киеву, а воевода Рулав поведет киевскую рать навстречу уграм.