- И еще, Григорий. Пойдешь на службу военную к саксонцам - их канцлер Флеминг нам помогает. Для тебя уже выписаны документы как лейтенанту конного гвардейского полка.
И уже садясь в карету:
- Береги мать и сестер... Их, кроме тебя, некому на чужбине защитить.
Кони рванули с места в безвестные и неблизкие южные края.
***
Конец ноября 1720 года. Из Гамбургского городского банка выходит молодой мужчина в богатом козацком однострое и двое слуг-козаков с немалым свертком. Они направляются к роскошному фаэтону, как вдруг нищий, сидевший на углу улицы, пронзительно свистнул. И, будто из-под земли, из боковых улочек повыныривали и кинулись к экипажу десятка полтора таких же нищих и подзаборников в лохмотьях. Козак и его слуги выхватили сабли. Странное дело, но сабли и шпаги блеснули также и в руках нищих, и на ступенях банка вмиг завязалась сеча.
Внезапно из роскошного фаэтона, словно из сказочной перчатки, стали выпрыгивать друг за другом еще козаки и налетели на ватагу подзаборников, хотевших, видимо, поживиться свертком из банка. Немного поодаль за стычкой из тихо проезжавшего другого фаэтона будто бы случайным свидетелем наблюдал посольский Димитриев.
Поначалу, пользуясь внезапностью и на удивление профессионально орудуя шпагами и саблями, нищие окружили козаков со свертком. Однако вскоре свежие козацкие силы из «перчатки» начали теснить ватагу подзаборников.
В суматохе вооруженной стычки с головы молодого мужчины в богатом козацком однострое слетела шапка, и Димитриев изумленно поднял брови.
- Сто чертей! Это не Орлик! Или то невероятное совпадение, или нас попросту кто-то продал!
Снова прозвучал пронзительный свист, и вся шайка нищих бросилась врассыпную. Через минуту на площади остались только нищенские лохмотья и воробьи, которые прыгали и чирикали, радуясь случайному зерну. Фаэтон-«перчатка» в свою очередь исчез за ближайшим поворотом.
А через некоторое время у банка остановилась скромная бричка. Ее хозяин и молодой козачок поднялись по ступеням. В дверях их встречал солидного вида банкир.
- Господин, золото Карла Великого, как приказано, ждет вас.
Григорий Орлик ответил легким поклоном.
***
Граф Щекин в гостях у Григория Орлика. Помещение средней руки, не богатое и не бедное. Разве что козацкие сабли и штандарты, развешанные на стенах, свидетельствуют о высоком положении хозяина.
Щекин мрачный, не веселит даже вино.
- Вы, Григорий, известного рода не только на Украине, но и в Вене. И когда император Петр І объявляет амнистию вашему отцу, вам и всей семье, то, по моему разумению, ему можно верить.
- Ой, граф... Вы предлагаете мне судьбу Андрея Войнаровского? Нижайше благодарю.
- Это племянника Мазепы?
- Именно так. Может, вы не знаете... Его похитили агенты Ягужинского и без шума доставили в Тайный приказ князя Ромодановского. Пусть Господь облегчит его мучения после всех истязаний. Как и прозябание в «солнечной» Якутии, откуда он выйдет, я уверен, лишь вперед ногами.
- Войнаровским гарантии не предоставлялись...
- Это вы просто не знаете. На самом деле предоставлялись. Как и лицемерные гарантии и прощение несуществующих грехов, которые Петр І давал собственному сыну, коварством выманивая его из заграницы.
- Ходили слухи. Но слухи - еще далеко не факт.
- Факт - убиенный сын. Доконали его по приказу родного отца Толстой, Бутурлин, Румянцев и Ушаков - удавили подушками. Один Шереметьев схитрил, не захотел брать на себя невинную кровь и притворился болезным. Другие сведущие люди твердили, что отец вообще собственными руками убил сына. Однако никто из близких или очевидцев не сомневается, что этот грех на его душе.
- Бог всем судья...
- А кто судья отцу? 26 июня царевича убили, и царю некогда было в течение пяти суток похоронить сына, тело которого из застенка Петропавловской крепости перенесли в церковь Святой Троицы. Сын в гробу, а отец тем временем на следующий день шумно празднует годовщину Полтавской битвы. Потом были именины, спуск корабля, фейерверки, гульбища, попойки, банкеты... И это не россказни литераторов - это печальная историческая правда. Вы этому человеку прикажете верить?
- Христос всем прощал... А еще - приказывал молиться за врагов наших.
- Надо молиться... Но я не знаю слов, которые могли бы изменить этого человека. Как и не ведаю, за какие-такие грехи Бог покарал россиян таким извергом. Ведь именно Петр І установил на Руси рабство, продажу людей, словно скотину...
- Будем милосердными...
- Вот-вот, за милосердие. Согласно новому указу Петра-императора, тому, кто подаст милостыню, - штраф 5 рублей. И это тоже не россказни, граф.
- И все же...
- Разрушенные храмы, колокола - на пушки, женские монастыри - на швейные мастерские...
- Может, покается мужчина, исповедается.
- Хорошо, что напомнили об исповеди и ее тайне. Император приказал всем священникам о рассказанном на исповеди доносить в Преображенский приказ.
Граф будто озяб – вздрогнул, передернул плечами и, чуть погодя, лишь наклонил голову.