Сын Грома

— Прыщ тебе на язык, рав Ахазия, — возражал другой иудей. — Ведь это ты кричал: «Варавва, Варавва». А я помалкивал.

Варавва совсем приуныл. Опустив лицо и пряча от встречных людей глаза, он поспешил прочь от Храма. И, вернувшись, опять стал много пить и блудодействовать в надежде избыть боль. Но боль не проходила. И опять болел пах.

И тогда он снова пошел к Храму, долго присматривался к ученым иудеям, толпившимся тут во множестве, и наконец выбрал одного подслеповатого старца, осторожнее и медленнее других сходившего по ступеням со священным Талмудом под мышкой.

— Мир тебе, почтенный рав, — обратился к нему Варавва, не собираясь, конечно, открываться мудрецу. — Не поможешь ли разобрать человеческую притчу?

Старец заохал, протер пальцем левой руки глаза, чтобы лучше видеть, и сказал:

— Говори, почтенный, хоть и задерживаешь ты меня.

Назвавшись достопочтенным купцом Захарией, Варавва поведал тому старцу придуманный им случай из купеческой жизни. Случай тот был о том, как из-за одного виновного купца пострадал совсем невиновный человек, а у виновного потом заболело внутри, и он мучается и не знает, что делать.

— Ох, ох, ох, — запричитал старец. — Страшное дело. Ужас! Увы нам, увы!

— Увы нам, увы, — повторил за ним прикинувшийся агнцем Варавва.

Старец помолчал, разглядывая Варавву, приблизил свое лицо к его лицу, словно принюхиваясь, пробормотал какое-то заклятье, потом отшатнулся от Вараввы, как от аспида, и сказал:

— Не вижу почтения. Похоже, ты из упрямых и шею держишь упруго.

Варавва удивился такому суждению о себе, обиделся, но промолчал смиренно.

— Помоги, рав, — просительно и проникновенно елейным голосом проблеял старый разбойник.

Раввин вздохнул:

— Тебе повезло. Я знаю, как тебя спасти, почтенный купец. Тебе требуется очищение.

— Очищение, очищение… Истинно говоришь, — обрадовался, услышав нужное слово, Варавва. Он все время искал это слово, но не находил. И вот старик произнес: очищение. — Истинно говоришь, раввуни: очищение, очищение… Оно самое.

— Завтра до восхода солнца приходи в Кедрон-скую долину к источнику Гион, — поучал старец. — Принеси двух живых голубей, ветку кедрового дерева, пучок травы иссопа и сосуд для ключевой воды, которую мы наберем из Гиона… И не забудь захватить деньжат, чтобы очищение прошло успешнее.

Варавва только согласно кивал.

Приготовив все с вечера, он был на месте в назначенное время. Старик ждал, сидя на камне, зябко кутаясь в лиловый плащ. Лицо его отливало синевой, а белые волосы на голове топорщились и шевелились под приподнятым капюшоном. Зрелище не для слабонервных, что и говорить. «А вдруг это бес? — подумал Варавва. — Ведь их столько вокруг. Разве не говорил об этом узникам прокуратора Галилеянин? Говорил! Предупреждал: сколько лжехристов и бесов вокруг, ужас!»

Старик выпростал руку из-под плаща и показал Варавве, как бы в шутку, пугая пожелавшего принять очищение купца, холодно блеснувший нож. Да только разве испугаешь нашего героя ножом? Не нож ему был страшен, а душевная боль. Душевная боль и неизвестно откуда подбиравшаяся тоска.

— Набери в сосуд воды и дай мне одну птицу, — приказал старик.

Варавва выполнил просьбу. Старик наклонился над сосудом, крякнул, оскалился и — на глазах другой птички, возможно веселой подружки, — чиркнул ножом голубку по горлу — чирик! — и стал ждать, пока кровь стечет в воду. Варавва завороженно наблюдал, как капает кровь в сосуд. Затем старик взял из рук Вараввы второю птицу, окунул ее в сосуд с кровяной водой, макнул туда же кедровую ветвь, намочил иссоп, семь раз стряхнул капли кровяной воды на Варавву и тут же выпустил живого, окрашенного кровью голубка на свободу. Голубок встряхнулся, обрызгал лицо принявшего очищение агнца и был таков.

— Ты очищен, — сказал Варавве старик. — Теперь ты — как агнец. И нет на тебе больше вины. Как ты себя чувствуешь?

Варавва перестал следить за упорхнувшей в небеса птицей и прислушался к своему нутру, стараясь проникнуть к себе в самую душу. Но никаких новых ощущений внутри себя не обнаружил. Ему даже показалось, что душа его, если и была у него душа, умерла или улетела вместе с окрашенным кровью голубком.

— Эх, — вздохнул он и сказал старику: — Чувствую опустошенность. Ни в голове, ни в сердце ничего нет.

— Тем более, — неопределенно выразился старик и протянул руку за мздой.

Варавва щедро рассчитался с ним.

— А теперь иди, иди, почтенный, — довольно грубо сказал старику Варавва. — Иди, иди. И не оглядывайся. Я теперь хочу побыть в одиночестве. Как пророк из Назарета.

Глава 16 Успение Марии

Это был день, когда площади и дома иерусалимские наполнились плачем и рыданиями, а улицы заполнились плакальщицами в печальных одеждах и бередящими душу свирельщиками. Вопли терзавших себя до крови женщин и пронзительный свист свирелей погрузили город Давидов в тоску и печаль. В тот день осиротел навсегда дом Иоанна в саду Гефсиманском, где жила Богоматерь после земной смерти Иисуса.