Подъехав к самому хутору, всадники остановились — в серых, с навершьями, шлемах, в добрых кольчугах и кожаных панцирях, некоторые — с круглыми деревянными щитами, выкрашенными в красный цвет и обитыми железными полосками. Все с копьями, мечами, секирами. Один из воинов, в кольчуге и золоченом шлеме, поднял руку, остальные столпились вокруг, выслушивая указания. Затем кивнули, и несколько всадников понеслись в обход хутора, а двое, спешившись, перелезли через каменную ограду и, оглядываясь, побежали через двор к воротам.
Видимо, привыкли на хуторе Курид к спокойной жизни — даже часовых не выставили, а единственный сторож-мальчишка храпел себе в копне желтого прошлогоднего сена. Его сначала разбудили — ведь недостойно викинга убивать спящих! — а затем сразу и закололи длинным узким кинжалом, ударив прямо в сердце. Парень лишь чуть дернулся, ничего не понимая, а из уголка рта его потекла на солому темно-красная ниточка крови.
Въехав во двор, предводитель в золоченом шлеме поднял над головой огромных размеров секиру и молча опустил ее вниз. Так же беззвучно — не издавая никаких воинственных криков — воины выбили дверь и ворвались в дом. Он был такой же, как и все дома в округе, дом тетки Курид, — длинный, вытянутый, с покрытой дерном крышей, похожий на перевернутый кверху килем корабль.
Нападавшие действовали стремительно. Не гася тусклых светильников — самим бы ничего не было видно, — принялись колоть копьями налево-направо, туда, где на широких лавках спали родичи Курид. И только тихие предсмертные стоны раздавались по сторонам в этот утренний час. Тут уж викинги не считались с честью — нападение совершено, многие, попытавшиеся было оказать сопротивление, — те, кто спали у самого входа, — тут же были убиты, ну, а раз остальные не захотели проснуться — это уж их дело. Они что, глухие? Не слышали звона мечей и стона раненых? Что ж, тем хуже для них…
Впрочем, не все прошло гладко. В доме Курид было не так уж мало воинов, а настоящему викингу собраться — только подпоясаться, да и собираться-то не надо, схватил со стенки висящий там меч или секиру — и вперед, в битву!
— Бей нидингов! — схватив прислоненное к балке копье, грозно закричала сама хозяйка. Едва проснувшаяся, с длинными седыми волосами и крючковатым носом, она напоминала злобную фурию. Однако копьем действовала умело, ловко насадив на него одного из не ожидавших такого отпора нападавших. — Ага! — возопила Курид, собирая вокруг себя немногочисленных уцелевших защитников. — Да поможет нам Один! — Она ловко отбила древком летящую секиру и, в свою очередь, метнула копье с такой силой, что оно насквозь пронзило шею врага. Ободренные этим успехом, обороняющиеся перешли в контрнаступление: размахивая мечами и секирами и издавая устрашающие вопли, они попытались прорваться к выходу. И в какой-то момент им это вроде бы удалось… Удалось бы…
Если б в дверях не появилась мощная фигура вожака. Ударами огромной секиры он напрочь раскроил черепа двоим защитникам и остановился прямо напротив Курид, словно нехотя отбив удар ее меча.
Та вдруг остановилась, пристально всматриваясь в лицо врага, полускрытое шлемом. Однако рыжую бородищу шлем скрыть не мог.
— Я узнала тебя, Бьярни Альвсен, — сказала Курид и презрительно бросила меч к ногам вражеского вождя. — Ты убил всех моих родичей, убей же и меня! Но знай, я приду за тобой из другого мира. — С этими словами Курид прыгнула на Альвсена, словно разъяренная рысь, и, изрыгая ругательства, вцепилась сильными пальцами в его шею.
— Ах ты, старая дура! — захрипел не ожидавший ничего подобного Бьярни и, с силой оттолкнув от себя женщину, снес ей голову мощным ударом секиры. Вместе с Курид полетел на землю амулет на золотой цепочке, сорванный несчастной с шеи врага. Амулет в виде молота Тора, когда-то потерянный в водах Радужного ручья сыном Сигурда ярла. — Что стоите? — Пнув катящуюся по земляному полу голову, Бьярни Альвсен строго взглянул на соратников: — Убивайте всех, даже младенцев. Помните, никто не должен остаться в живых. И торопитесь — нужно вернуться домой до обеда.
Вскоре все было кончено. Добив раненых — и своих и чужих, — отряд Бьярни Альвсена скрылся в лесу. Одни трупы остались лежать во дворе некогда богатого дома, а от подожженной усадьбы поднялся высоко в небо густой черный дым.
Никого не осталось в живых, ни женщин, ни стариков, ни детей, никого, кто бы мог рассказать о случившемся. Лишь в лесу, у самого озера, увидев всадников, нырнула, как была, в воду Сельма, дочка Торкеля бонда, предварительно хлопнув по крупу лошадь. Та понеслась вскачь, и несколько воинов, отделившись от отряда Бьярни, понеслись за ней следом. Затем вернулись, догнали остальных, ведя лошадь на поводу. Бьярни остановился было, подозрительно осматривая окрестности, потом вдруг схватил себя за шею — выругался, не найдя амулета, затем ухмыльнулся, махнул рукой и, пришпорив коня, понесся к лесу…