Сын императрицы

В тот же день, возблагодарив настоятеля искренним словом признательности за проявленное участие к нему и щедрым подаянием монастырю, Лексей отбыл из дивного края в город-крепость Шлиссельбург на другой стороне Ладоги. Здесь надолго не задержался, ближайшим судном отправился по Неве в столицу, через несколько часов неспешного хода — ветер дул встречный, потому шли на веслах, — его доставили к Адмиралтейскому причалу. Прошелся пешком вдоль набережной Невы и Галерного канала, как бы открывая снова красоту родного города, так и добрался до своей усадьбы в сопровождении матроса, несшего за ним небольшой багаж. Уже настал вечер, когда вошел во двор, из распахнувшихся входных дверей навстречу выбежала Тома, вслед за ней торопливым шагом семенила Надя. После долго стояли, обнявшись, будто после долгой разлуки, жены плакали, Лексей сам чуть не прослезился, прижимая к груди самых дорогих ему людей.

Не сказать, чтобы размяк совсем после испытания на острове — в твердости принимаемых решений и требовательности в исполнении то не сказалось. Разве что острее воспринимал чувства окружающих людей, в большей мере сопереживал им, потому судил не так строго, прощал малые провинности, помогал словом и делом, если считал необходимым. Перемену в душевном складе Лексея заметили многие, особенно родные и ближние к нему соратники, тот же Федор Растопчин, оставшись наедине с ним после заседания правительства, высказался с заметным недоумением:

— Извини, Лексей, если скажу что-то не так, но тебя я не узнаю, ты стал каким-то другим! Вот сегодня, к примеру, не учинил спрос Великанову за растрату денег на выкуп земель в Рязанской губернии. Мы же вместе на Совете утвердили расценки, а он самовольно превысил их! Прежде за такое нарушение ты взыскал бы строго, а нынче лишь пожурил, предложил еще Земельной комиссии пересмотреть цены!

Нисколько не обидевшись на друга — понимал, что тот переживает за государственное дело, — терпеливо объяснил тому свои доводы:

— Федор, мы тоже можем ошибаться и здесь именно такой случай, с теми же расценками. Ведь брали одинаковыми для соседних губерний и упустили, что в Рязанской они должны быть выше — земля там богаче, чем во Владимирской или Пензенской. Ведь дело дошло до распрей между землевладельцами и арендаторами, хорошо еще, что не до стычек или даже бунта, потому нам следует быть осторожнее и лучше продумывать свои решения. Конечно, председатель комитета по земельной реформе превысил свои полномочия, за то и получил замечание. Но по сути он прав — следует признаться в том, — да и лучше нас разобрался на месте, когда там начались волнения и не оставалось времени на долгие обсуждения и согласования.

Дома тоже многое поменялось в отношениях с родными, в них вернулись теплота и участие друг к другу, и дети и жены теперь не боялись лишний раз потревожить главу семьи своими заботами и помыслами. Лексей сам проявлял внимание к их нуждам, больше времени проводил с ними, а не в своем рабочем кабинете. Жен же еще ублажал в постели едва ли не каждую ночь, да и днем бывало, когда находился дома, в нем будто пробудилась былая юношеская сила. Тома как-то высказалась ему с улыбкой, утомленная любовными ласками:

— Лексей, ты надумал взять нас на измор своими утехами? Ведь мы же не молоденькие девочки, чтобы часами выдерживать твои экзерциции, да еще не по разу!

Немного помолчав, поправила себя: — Нет, уж лучше так, чем прежде, когда неделями не трогал! — Лексей подумал еще с усмешкой: — Бабам не угодить, как бы ни старался! — сам же приступил к новому штурму женской крепости ...

Шли годы, дети выросли и покинули родительский дом, у каждого из них появилась своя семья. Теперь вместо них резвились внуки, зачастую гостившие в усадьбе, их счет перевалил за два десятка. Среди них хватало сорванцов, нередко они устраивали в усадьбе такой тарарам, что дед и бабушки только за головы хватались. Могли залезть на самую макушку деревьев или затеять шумные игры во дворцовых покоях, переворачивая в них вверх дном, совершали уму непостижимые шалости в своей буйной детской фантазии. В общем, с ними скучать не приходилось, ласка и забота о малышах наполняли жизнь заметно постаревших хозяев дома. Лексей иной раз в свободное от службы время сам вступал в их забавы или предлагал свои, даже устроил для них игровую площадку с качелями, горками, домиками и песочницами. Вечерами рассказывал сказки, какие-то поучительные истории и притчи, а после укладывал спать. Как-то получилось, что вкладывал во внуков больше души и ласки, чем в родных детей, одна из дочерей даже высказалась со скрытой обидой: — Папа, а ведь ты с нами никогда так не игрался!