Сын капитана Алексича

Кешка топает сзади. Когда я оборачиваюсь, то вижу, как озабоченно и ревниво поглядывает он на осколки хрусталя в своей маленькой ладони. Теперь у него целых два камушка — Алексей отдал ему свой.

— Пусть играет, — небрежно замечает Алексей, — он маленький.

И решительно отворачивается от Кешки.

— Зачем вам дождь? — спрашиваю я Алексея.

Он не успевает ответить. Кешка выронил один камушек в траву и тут же заревел. Алексей стал искать, нашел.

— Смотри, не теряй больше, — строго говорит он Кешке. Потом вытирает мальчику нос, одергивает рубашонку и легонько подталкивает впереди себя. — Беги вперед, мы за тобой пойдем. Всюду за мной увязывается, — поворачивается он ко мне. — Без меня дома не сидит. Говорит, скучно.

— У тебя еще братья есть?

— Нет, — качает он головой. — Мы с ним одни. Матери у нас нет, отец работает на заводе. А он набалованный, один сидеть не может: даже в школу за мной идет. Ну что с ним поделаешь?

Голос Алексея звучит сердито, а глаза смотрят озабоченным, тревожным взглядом старшего.

Мы идем березовой рощей. Рыжие листья шуршат под ногой. Кусты волчьих ягод рассыпаны среди деревьев. Ягоды тяжелые, красные, налитые горьким и хмельным соком.

Кешка срывает крупную, ярко-красную ягоду, но Алексей мгновенно выбивает ее из его ладони.

— Не смей! — строго говорит он. — Отравиться захотел? — И разводит руками: — От него только отвернись — и готово. Что-нибудь всегда учудит…

Он не жалуется, не ищет сочувствия, а просто, как равный с равным, делится своими заботами. И веришь, забот у него поистине полон рот.

— А куда, собственно, вы идете, ребята? — спрашиваю я.

— На Сухую балку.

— На Сухую балку? И я туда же…

Вначале я было подумал, что заблудился. Потом огляделся. Нет, не может быть. Позади осталась березовая роща, вдали — желтый квадрат скошенного поля. Так и есть, Сухая балка.

Но как же она изменилась за то время, что я ее не видел! По краям зеленеют деревья, уже охваченные здоровым румянцем ранней осени. Низенькие кустарники ровными рядами окаймляют землю. Вдоль всего Поля тянутся квадраты, засеянные капустой, помидорами, морковью, картофелем. Огромный, ухоженный, заботливо возделанный огород.

Мы подходим ближе. В траве сидит Федор Кузьмич. Завидев меня, он машет рукой.

— Федор Кузьмич, — говорю я.

— Что Федор Кузьмич? Я-то знаю, как меня зовут, а вот ты каким был, таким и остался. Нет в тебе чувства времени, Гвоздь.

Он называет меня старой, привычной кличкой. Стало быть, не очень сердится.

Алексей и Кешка подходят к саженцам кленов. Алексей вынимает из кармана ножницы и начинает обрезать сухие листья. Кешка стоит рядом, крепко прижав к груди маленький кулак с хрусталиками.

— Совсем не та стала Сухая балка, — говорю я.

В самом деле, есть чему подивиться: была у нас за березовой рощей лощина, поросшая лопухом и крапивой. В дождь лощина преображалась: со всех сторон туда стекались ручьи и образовывали озеро. Но как только выглядывало солнце — лощина вновь становилась голой и скучной.

Сюда, на городскую свалку, привозили мусор, битое стекло, обломки кирпичей; вечерами ребята жгли здесь мусор, и дым костров медленно тянулся кверху, подобно туману.

Это был неуступчивый, бесполезный кусок земли.

— Мы еще в позапрошлом году решили посадить деревья, чтобы задержать ручьи, — говорит Федор Кузьмич. — А потом стали сажать овощи. Сперва здесь работали наши, интернатские, а мало-помалу к нам присоединились и другие школьники, даже из Ерусалимской слободы приходят…

Он кивнул на Алексея с Кешкой.

— Что ж, тем лучше, есть чем занять ребят, и для них это дело, в сущности, небесполезное. И вот, как видишь, таким образом появился у нас городской детский огород…

Он встает и обходит со мной грядки. Над каждой стоит шест с дощечкой, на которой написаны имена и фамилии ребят. На одной капустной грядке красуется дощечка, на которой выведено лиловыми чернилами: «Алексей и Кешка Пятибратовы».

— А вот наша гордость, — обращается ко мне Федор Кузьмич и показывает лежащий на земле огромный, золотистого цвета шар.

— Хорош? — спрашивает он и, нагнувшись, осторожно перекатывает шар. — Со всего города к нам приходят поглядеть на него. Это гибрид тыквы и дыни. В сентябре на районную сельскохозяйственную выставку его отправим.

К нам подходит Алексей, за ним, конечно, плетется Кешка.

— Как дела? — спрашивает Федор Кузьмич.

— Словно бы все ничего, — солидно отвечает Алексей. — Только вроде гусеница появилась…

— Гусеница? А ну пойдем, поглядим…

Оба они садятся на корточки, чтобы получше разглядеть крохотные листья молодых кленов.

— Нет, — уверенно говорит Федор Кузьмич. — Нет здесь никакой гусеницы. И не выдумывай.

Но Алексей, не слушая его, медленно обходит саженцы, пристально оглядывая каждый. Это совсем маленькие, тонкостволые деревья, и листья на них острые, блестящие, будто смазаны какой-то клейкой жидкостью.

— Прошлой весной посадили, — недовольно бормочет Алексей, — а они растут в час по чайной ложке…

Темнеет. Глухо рокочет гром, и сумерки тяжело спускаются на землю.