А Юлька на пару с моим дураком день и ночь зубрила норвежский, совсем с ума сошла девка. Пришлось прикрикнуть, чтоб не сильно увлекалась — а то выгонят ее из института, и ни в какой французский колледж не возьмут, отчисленную-то. И как она себя видит, невеждой рядом с гением? Юлька приняла мое мнение к сведению, но и только.
В посольство они решили идти после ее дня рождения. И чем ближе праздник, тем сильней Юлька шалела. От рук отбилась совершенно. Ей же еще сессию сдавать! И как я ей только ни пыталась объяснить, что так нельзя…
— Юлька, — говорю, — ну-ка немедленно уберись в своей комнате! Опять бардак развела, скоро все на голову посыплется!
— Вот когда посыплется, тогда и уберу, — отвечает мне она.
— Думаешь, в Норвегии за тобой кто-то убирать станет? Да кому там нужна такая грязнуля? Господи, ну за что мне такое наказание, опозоришь меня за границей, скажут, в России девочек свиньями растят…
— Слушай, ма, зачем ты меня постоянно оскорбляешь? Тебе что, нравится, да?
Вот так мы с ней каждый день и говорили. Я ей вежливо, она огрызается. Ох, чего только не простишь любимой дочурке…
Зато я к ее дню рождения обновила гардероб. Мой дурак принес халтурку, сунул мне в ладонь, шепнул: мол, раз такие дела, давай-ка, старуха, позаботься о внешнем виде. Я поехала в бутик, купила платье, настоящую Францию, ну просто обалденное платье! На фирменные туфли денег не хватило, потому что я еще косметичку набила, ну ничего, я на рынок заехала. Словом, к Юлькиному дню рождения меня хоть под венец вести можно было.
Юлька у нас так воспитана, что никогда не устраивает раздельных праздников, — один для стареющей родни, другой для подрастающего поколения. Все всегда вместе. Так и на ее дне рождения — были наши родственники, Глебово семейство, Юлькины сокурсники… Причем из девушек она позвала только самых некрасивых, которые к тому же не слишком умны. Чтобы не отсвечивали.
И все было хорошо ровно до того момента, когда раздался очередной звонок в дверь. Я отправилась открывать, не ожидая ничего дурного, и застыла на пороге. Пришли Толик с женой и с Ванькой.
— Отлично выглядишь! — воскликнул Толик.
Конечно, отлично. Еще бы! Мой дурак как увидал обновки, сразу заохал, физиономия глупой стала, крутился вокруг меня и не знал, в какой угол усадить, чтоб любоваться удобней было.
Толик решительно шагнул вперед, напирая, как тараном, букетом цветов. Я опешила. Как же так, я думала, Юлька догадалась устроить так, чтоб Ванька не приходил…
Не могу сказать, что мне неприятен Толик. Я к нему просто равнодушна. Ванька мальчик хороший, тут слова не скажу, правда, если не сравнивать его с Глебом. А вот Тамару, Толикову жену, я ненавижу. Ненавижу ее вечно поджатые тонкие губы, жадные глаза, а особенно ненавижу ее великолепные волосы.
Валентина, моя приятельница с мужниной работы, сказала как-то, что Тамарка на моего два года вешалась. Ну а что? Ее Толик — может, человек и хороший, только смотреть там не на что. А мой-то — орел, герой, в сорок два ни намека на брюхо, до сих пор отжимается каждое утро по пятьдесят раз минимум. И меня на руках может от метро до дому донести. Да и зарабатывает побольше. А что я его иногда дураком называю — это так, ласково. По крайней мере, отшить Тамарку у него и самого, без моих подсказок, ума хватило.
— А где же наша именинница? — пропела она низким голосом, беззастенчиво оттирая меня плечом и пролезая в квартиру.
Я растерялась. Мне бы состроить ледяную гримасу, соврать что-нибудь извиняющимся тоном, и хлопнуть дверью у них перед носом. Но я увидела Ванькино лицо — несчастное, запуганное, — и все поняла. Юлька ему сказала, а он, глупышка, поделился с родителями. Вот родители и явились выяснять с нами отношения.
Внутри все замерзло в ожидании грандиозного скандала. Господи, думала я, у нас же дома — иностранец. Какой ужас, какой позор… Тут из комнаты вышел мой дурак. С одного взгляда оценил обстановку, спокойно поздоровался с Толиком. Тамаре только кивнул безразлично.
Мне, понятно, стало не до ревности. Я пожертвовала, можно сказать, собой в пользу дочери. Оставив мужа придержать незваных гостей, заглянула в комнату, сделала круглые страшные глаза. Юлька вышла в коридор, притворив двери, и застыла, глядя на Ваньку.
Вот тут я и поняла, что моя дочь — вся в меня. Потому что она заявила:
— Вань, я ж тебе по-русски сказала!
Мальчишка ссутулился и, если б не его родители, ретировался бы мгновенно. Однако его мамаша была совсем иного мнения. Сладким голосом Тамарка проворковала:
— Юленька, ну нельзя же так! Вы столько лет были вместе, мы уже с твоими родителями все распланировали. Из-за какой-то нелепой ссоры ты перечеркиваешь всю жизнь!
— Мы не ссорились, теть Тома, — беззаботно отозвалась Юлька. — Я выхожу замуж. И точка. Кстати, мой жених сейчас здесь. И предупреждаю — он иностранец, ему ваши расклады не понять. Хотите, учиняйте скандалы. Он меня от этого все равно не бросит, а про вас подумает, что вы в жизни в приличном обществе не появлялись и росли на задворках.