Сын Красного корсара

Когда солнце зашло, испанская артиллерия повела еще более жестокий огонь, чем днем, чередуя заряды ядер и картечи.

Небо потемнело, мощные облака погнал над головой сильный западный ветер.

В отдалении сверкали молнии, слышались удары грома.

Трое авантюристов, так и не покинувших за долгие часы рва перед бастионом, поднялись.

Равено де Люсан сдержал слово, приказав принести им три бочонка с порохом, по тридцать фунтов в каждом.

— Друзья, — сказал гасконец. — Пришло время действовать. У вас есть фитиль, сеньор Мендоса?

— Мне их надавали с полдюжины, — ответил баск.

— Дон Эрколе, вы не боитесь?

— Чтобы фламандец боялся!.. Да что вы такое говорите, сеньор?

— Прекрасно! Теперь посмотрим, сможем ли мы отвалить кусок от этой проклятой скалы.

— И сможем ли мы захватить маркиза.

— О!.. О!.. Дон Эрколе!.. Вы забегаете далеко вперед. В крепости находится две сотни человек, и не так легко справиться с ними, будь ты хоть гасконцем, баском или фламандцем. Пусть испанцы и не стреляют так метко, как флибустьеры, но они отлично умеют работать шпагой и алебардой, сеньор. Кто займется бочонками?

— Я, — решительно ответил фламандец.

— Дон Эрколе всегда должен быть Геркулесом, — серьезно сказал Мендоса.

Когда они оставили ров, с неба падали первые капли дождя.

Только это был не дождь: с неба сыпались градины величиной с орех; стукаясь о землю, они подскакивали с каким-то странным шумом.

Флибустьеры поспешили укрыться в домах, а двадцать крепостных пушек не прекращали греметь, словно желая состязаться с молниями, время от времени перерезавшими набрякшие дождем тучи.

Трое авантюристов преодолели бастион и приблизились к крепости, пользуясь узкими тропинками, чтобы не получить заряд картечи.

Через четверть часа они достигли ровной площадки.

Лило как из ведра, и флибустьеры прекратили обстрел. Испанцы тоже стали стрелять гораздо реже, полагая, что неприятель не решится на штурм в такую скверную погоду.

Стреляли они только для того, чтобы показать: мол, мы на страже, застать врасплох нас не удастся.

— Будьте предельно осторожными, — предупредил гасконец своих товарищей. — Мы подложим порох под западный угол крепости. Он мне показался менее прочным. Все, что я вам советую, так это не шуметь.

— Испанцы пошли курить, укрывшись за зубцами или в казематах, — сказал фламандец. — Только такие дураки, как мы, могут прогуливаться под таким дьявольским потопом.

— Вы жалуетесь?

— Нисколько: это же нежное купание. День был слишком жарким.

— При той капельке вина, что мы выпили! — буркнул Мендоса.

Темнота им покровительствовала, они удачно преодолели горизонтальную площадку и начали карабкаться на откос, особенно крутой в основании.

Каждые четыре-пять минут над их головами звучал пушечный выстрел, вслед за которым слышался шум рушащегося дома.

Но трое авантюристов были уже в безопасности. Только ружья могли бы достать их, однако испанцы, укрывшиеся за крупными зубцами стены, пока еще ничего не замечали.

После того как погасили фонари, темнота стала кромешной.

Карабкаясь, словно козы, гасконец и его товарищи наконец-то достигли угла форта и пробрались в некое подобие свода, на котором был устроен люнет[61] с двумя пушками.

— Вот и готовая шахта, — сказал вполголоса гасконец.

Этот свод не смог бы сопротивляться взрыву шестидесяти фунтов пороха.

— Люнет упадет вместе с пушками.

— А потом можно идти на штурм, по крайней мере с этой стороны. Сеньор Мендоса, готовьте фитили.

— А испанцы не увидят огонь? — спросил корсар.

Тогда гасконец, немного подумав, вылез наружу и осмотрел зубцы, загораживавшие люнет.

— Куда там! — сказал он. — Кто на нас обратит внимание? Идет дождь, а в такую погоду лучше находиться под крышей. Мы закончим свое дело, и никто нас не побеспокоит.

Он вернулся под свод, где Мендоса и фламандец готовили фитиль.

— Мы в полной безопасности, — сказал им гасконец, — по крайней мере до той минуты, когда бочонки взорвутся. Вы хорошо прикрепили фитили, сеньор Мендоса?

— И вы это спрашиваете у старого флибустьера?

— Ну, тогда поджигайте и — ходу!

Баск поджег трут, огонек побежал по двум просмоленным и посыпанным порохом шнурам.

Гасконец сначала убедился, что все исполнено в точности, потом поднялся во весь рост и сказал:

— На волю!.. А то взлетим вместе с крепостью.

Они покинули свод и что есть мочи побежали по откосу.

Они уже пробежали несколько метров, когда послышался голос:

— К оружию!.. Флибустьеры!..

Потом грохнул выстрел из аркебузы.

— Быстрее! — закричал гасконец, несшийся вниз невообразимыми скачками.

Раздалось еще семь или восемь выстрелов. Однако испанцы стреляли наобум, поскольку темнота была полнейшая.

Трое авантюристов мгновенно спустились с откоса, пересекли ровную площадку и устремились в первую попавшуюся улочку, скрывшись в лабиринте необитаемых лачуг.

Испанцы, полагая, что флибустьеры попытаются пойти на штурм, беспорядочно палили во всех направлениях.

Грохот пушек и аркебуз достиг ужасающей громкости; испанцы бомбардировали все кварталы города.