Сын крестного отца

— Эх, не умеешь ты торговаться, так продешевила, — не удержался Смирнов и все-таки высказал мне свои претензии.

Уже вечером Смирнов Леонид Владимирович превратился в Егорова Петра Константиновича. Новый паспорт и билеты на самолет подняли настроение брюзге Смирнову, и он быстро забыл о неудачной продаже своего «Порша».

Мы возвращались домой, первый спокойный день за время нашего короткого сотрудничества со Смирновым подходил к концу.

— Ну что ж, быть Егоровым совсем неплохо. Правда, я очень рассчитывал на Иванова или на Петрова. Но Егоров — это же не Распопин и не Объедков, — рассуждал вслух счастливый Леонид. — С такой фамилией можно жить.

— Ты сейчас не в том положении, чтобы фамилию себе выбирать, — усмехнулась я.

— Да, действительно, нельзя мне вредничать. Особенно когда с фамилией явно повезло. Хотя имя меня немного смущает. Петя, петушок. Есть в этом имени какой-то скрытый смысл. Тебе не кажется?

— Не кажется. С таким именем в Австрии будет очень удобно.

— Ты думаешь?

— Уверена. Для австрийцев это имя привычное и удобное. — С улыбкой на лице я наблюдала за Смирновым, который гримасничал и порол всякую ерунду. Но выглядел он при этом абсолютно счастливым и беззаботным.

— Эх, хорошо бы какую-нибудь прощальную экскурсию по городу провести. Как ты на это смотришь?

— Забудь.

— Но почему? У меня новое лицо, вот, документики имеются. — Он помахал у меня перед носом новеньким загранпаспортом. — Думаю, у Сизого не должно быть никаких претензий к Пете Егорову.

— Будешь наслаждаться видом из окна в квартире. Это и будет для тебя прощальная экскурсия.

— Тогда бинокль надо купить, без бинокля-то какая экскурсия?

— Угомонись, Леня.

— Я Петя, — поправил меня Смирнов. — Привыкай. Мне, кстати, тоже надо бы привыкнуть. — В задумчивости он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. — Ну ладно, экскурсия отменяется. А как насчет похода в ресторан?

— Тоже, — строго ответила я.

— Ясно, — немного расстроился Леонид. — Тогда бутылка коньяка, пицца с грибами и шикарный вид из окна.

— Это можно.

По дороге домой мы заехали в супермаркет и купили кое-что для прощального ужина. Уже на кассе Смирнов обратил внимание на маленький игрушечный бинокль, продающийся в комплекте с какой-то шоколадкой.

— О, бинокль. Берем.

И игрушка легла на движущуюся ленту.

Прощальный ужин мы устроили в комнате, на журнальном столике. Пиццу разогрели в духовке, в дополнение к ней Леонид собственноручно приготовил салат из свежих овощей и гренки с чесноком.

— Не знала, что ты умеешь готовить.

— А я и не умею. Разве это еда? Это овощная стружка под майонезом и обжаренный черствый хлеб, — скромничал Смирнов.

В последний вечер перед отъездом у Леонида было какое-то сентиментальное настроение, все ему хотелось погрустить, потосковать. После третьей рюмки коньяка он окончательно расслабился и подсел ко мне поближе.

— Хороший ты человечек, Женя Охотникова. Как жаль, что мы так поздно встретились.

— А если бы раньше встретились, что бы это изменило?

— У меня был бы замечательный друг, то есть подруга, — он грустно улыбнулся, — а у тебя надежный и верный товарищ. То есть я.

— Ну не знаю.

— Я никогда не встречал таких бесстрашных женщин, как ты. Любви тебе, Женька. — Смирнов неожиданно обнял меня за плечи и прижал к груди. — Настоящей счастливой любви. И мужика хорошего, достойного тебя.

— Лёнь, — я попыталась выбраться из его крепких объятий. — Что-то рано ты со мной прощаешься, успеем еще пообниматься в аэропорту, перед трапом.

— В аэропорту не та обстановка, суета, толкотня. Там как следует не поговоришь, а мне очень хотелось сказать, какая ты замечательная и что я буду очень скучать по тебе.

— Что за пессимистическое настроение, Леонид. Давай-ка ты лучше спать ложись, завтра рано вставать. — Я предпочла не развивать этот слезливый диалог.

— А ты?

— Что я?

— Ты ляжешь спать?

— Разумеется. В соседней комнате.

Леонид тяжело вздохнул, погрустил еще немного и завалился спать.

Утро следующего дня было суматошным. Много времени я потратила на то, чтобы подогнать лицо Смирнова к его фотографии в загранпаспорте. Нос и губы, пострадавшие в недавних стычках, портили всю картину, и с ними пришлось долго возиться, накладывая грим. Когда Леонид благодаря моим стараниям превратился в Петра Егорова, я занялась другими делами.

— А ты пока возьми сумку, накидай туда какого-нибудь барахла, — кинула я Смирнову пустую спортивную сумку.

— Зачем это?

— Леня, ты направляешься за границу. Ты что, с пустыми руками туда полетишь? Лишнее внимание таможенников привлекать будешь?

— А, понял, — кивнул Смирнов. — Сейчас сделаем.

— Документы, паспорт не забыл?

— Взял, — крикнул он мне из комнаты. — Сейчас для надежности в карман сумки уберу их.

— А вот это глупо, положи документы в куртку. Мало ли что случится, может, нам придется бросить вещи. Надежнее будет, если документы и билеты останутся при тебе.

— Ладно.