Сын леса

Солнце поднялось из-за хребта. Первые лучи брызнули на склон. Он ждал этого момента. И вот встал, щурясь от света, поднял над головой отточенный серп, повернулся спиной к солнцу, лицом к склону, где предстояло работать, «помогай мне!» — прошептал лесному духу, опустил руки, захватил пучок смолистой хвои — не затвердевшие еще стебли хрустнули под острием серпа — и началась работа.

Часам к десяти склон раскалился под солнцем, от жаркого духа эфедры кружилась голова. Разомлевшие альпинисты внизу лениво вылезали из палаток.

Через час двое из них с ружьями, крадучись, стали пробираться вдоль берега.

«Чего это они? — подумал чикиндист и вынул из рюкзака бинокль. — Фу-ты, нуты! У одного карабин, у другого браунинг. И где только спортсмены достают такое оружие?»

Двое вышли к селевому выбросу, скрываясь за кустарником, затаились. Вскоре над лагерем взлетела зеленая ракета, оставив за собой дымную полоску, и толпа спортсменов пошла вдоль склона. Загон? В полдень? На склоне? Алик рассмеялся и снова принялся за работу: засада была в таком месте, куда никогда не пойдет здоровый зверь… Дуркуют ребята!

Мыши заедали. Как ни прятал, ни подвешивал на деревья продукты — пробирались, грызли, портили: рис перетаскали в сахар, горох в муку. Белки были еще пакостливей. С ними Алику прежде не приходилось иметь дело. Ночью в избушке стоял писк и гвалт: мыши дрались, носились, гремели посудой, прогрызли капроновую флягу с подсолнечным маслом. На мышей поползли змеи.

Два щитомордника поселились под крыльцом, мышиный разбой чуть приутих, но теперь каждый раз приходилось осматривать и перетряхивать постель, чтобы не лечь, не сесть на змею. Нужна была кошка.

Пришлось идти в село. Появился там один приятель из чабанов, киргиз Богутек, тоже одинокий и чужой среди местных. Он не раз приходил в гости, сносно говоря по-русски, любил порассуждать о вольной жизни, понимал Алика и рассказывал, где его дом.

Богутека Алик не застал. В доме была только его временная жена-казашка. Она не понимала по-русски. Про Алика слышала от мужа.

— Алик — друг, Алик — гость! — повторяла женщина, с трудом вспоминая русские слова.

— Мысык надо… Берше! — не лучше, чем она объяснился Алик. — Мышь заел… Вот черт, как же мышь? А, да! Тышкан коп, мысык берше. — Алик запустил пальцы в длинные волосы, пошевелил ими, как ножницами: — Волос тышкан рвет по ночам на гнездо!

— Ой-бай! — посочувствовала, поняв или не поняв, женщина. — Алик — друг, Алик — гость! — пробормотала снова, накрывая низкий столик-дастархан.

Богутек приехал вечером. За отарой смотрел его помощник. Загостевался Алик, задержался в селе. Занял у чабана деньжат, купил хлеб, сигареты, чай и отправился обратно пешком, хотя Богутек предлагал лошадь. За плечами рюкзак, в руке мешок с мяукающей кошкой. С умыслом он пошел вверх правым берегом реки: хотелось побывать у альпинистов. Слегка мутило после гостевания.

Погуляли. Сорок километров за день в таком состоянии не пройти. Переночевал он в ельнике, привязав «нерусскую» кошку шнурком к дереву. Ей это было привычно: в юртах их держат на привязи.

Альпинисты встретили Алика гостеприимно. Слышали от лесника и от чабанов, что живет поблизости бич-одиночка. Высокомерно похлопывали по плечу, натянуто восхищались: жизнь среди природы — красота.

Бич он и есть бич — налили ему полстакана спирта. Алик отказываться не стал, выпил, но и свой интерес не забывал: поглядывал на обувь спортсменов, на следы вокруг палаток, искал отпечатки двойного вибрама.

Альпинисты расспрашивали его про охоту. Алик отмалчивался — мол, этим не занимаюсь, рассказывал о рыбалке в апреле и мае. Приставала с умными разговорами бабенка в очках, похожая на учительницу:

— Неужели не надоедает такая жизнь? У каждого нормального человека должно быть стремление жить в комфорте, иметь семью…

— Значит, я ненормальный? — ухмылялся Алик. Спирт брал свое.

— Я этого не говорила.

— Зачем же вы в горы ходите?

— Мы ходим в свободное время, в отпуск…

— А у меня вся жизнь — отпуск!

— А как же старость? Ведь нельзя не задумываться над тем, что будет, когда ослабеете? Останетесь без средств и близких?

Алик кашлянул, закурил. Вот язва, и чего пристала?

— Чудные вы, горожане, — сказал, раздраженно смеясь, — не успели родиться — уже о старости думаете. И от этого своего страха всю жизнь как в оглоблях…

От инфарктов загибаетесь… И до старости мало кто из вас доживает, а все равно…

Духа у вас не хватает жить по судьбе. А у меня хватает!

Альпинисты, сидевшие кружком, притихли, удивленно переглянулись, кивая на оборванца. Не ждали от него философии. Алик понял, что ляпнул лишнего, прикинулся захмелевшим.

— Съела? — рассмеялся руководитель группы, полнеющий мужик лет сорока.

В горах люди с такой комплекцией встречаются редко. Учительница как-то полиняла лицом и незаметно исчезла.

— Спортом занимаетесь, значит? — пролепетал Алик, заполняя недоверчивую тишину. — И что, все вершины вокруг облазили?