Сын льва

– Я ведь не всегда был вором, – сказал Вислав, снимая со ската кожу лезвием Самбара. – Я был послушником в монастыре. Потом студентом. Потом солдатом. Потом бардом. И ты знаешь, у меня получалось слагать стихи и песни. Правда, я всегда стеснялся собственных сочинений.

– Вот как? – Каста хмыкнула: этот странный человек вызывал у нее все больший и больший интерес. – И ты можешь спеть мне какую-нибудь свою песню?

– У меня нет ни цитры, ни лютни.

– Спой просто так, без цитры и без лютни. Хочу послушать.

– Ну если дама просит… – Вислав на пару мгновений задумался, потом запел.

Любил я девчонку с глазами как звезды – ой-о!
На ложе свое забрать захотел я ее.
Сказал мне отец: «Послушай, малец,
Подам я хороший совет:
Жениться тебе рановато еще —
Тебе же всего десять лет!»
Любил я девицу с глазами как звезды – ой-о!
На ложе свое забрать захотел я ее.
Но молвил отец: «Послушай, юнец,
Других, что ли, радостей нет?
Жениться тебе рановато пока —
Тебе же всего двадцать лет».
Я женщину встретил с глазами как звезды – ой-о!
На ложе свое забрать захотел я ее.
Сердился отец: «Послушай, глупец,
Ты с ней наживешь себе бед.
С женитьбой ты можешь еще подождать —
Тебе же всего сорок лет».
Старушка-соседка мне строила глазки – ой-о!
На ложе свое забрать захотел я ее.
Отец с того света явился и молвил:
«Мой сын!
Ты прожил один всю жизнь до седин,
И что-то менять смысла больше уж нет,
Когда тебе семьдесят лет!»

– У тебя неплохой голос, – сказала Каста, едва Вислав закончил петь. – Но песня дурацкая. Ты правильно сделал, что перестал сочинять.

– Что, так плохо? – спросил Вислав с хитрой миной.

– Отвратительно. Вообще ненавижу поэтов.

– Это с чего бы? Насколько я знаю, в Дарнате много виршеплетов прославляли твою северную красоту и твои подвиги на арене.

– Все они болтуны и фантазеры. Зачем писать о ратных подвигах, если ничего в них не смыслишь?

– Не смыслишь?

– Конечно. Поэты слагают стихи о великих богатырях. И врут нагло и без меры. – Каста помолчала, припомнила нужную строчку. – Вот, например: «Взял Гезион свой лук, послал стрелу, как гром, на тысячу шагов, пробив и щит и латы». Где это видано, чтобы из лука стреляли на тысячу шагов? Самое большее, на шестьсот шагов, и то попасть с такой дистанции в цель сможет только великий лучник из самолучшего лука. А из обычного и за триста шагов не попасть. Да еще и латы и щит пробить – смех. Посмотрела бы я на этого поэтишку на стрельбище! Он бы из лука за пятьдесят шагов в корову не попал. А все туда же, воспевает… А бой на мечах? Послушаешь всех этих сочинителей, в каждой второй балладе мечом рубят – только клочья летят. А мечом не рубят, а режут или колют, вот так. – Каста сделала несколько показательных движений, действуя воображаемым мечом. – Меч – тот же большой нож. Рубят топором. Меч – оружие дорогое, клинок надо беречь. Начнешь лупцевать им как палкой, в момент исщербишь все лезвие.

– Да ты просто прирожденный критик, Каста, – искренне восхитился Вислав.

– А как они о смерти пишут? – Лицо Касты помрачнело, жесткая складка появилась между бровей. – Будто о чем-то хорошем. Убил, мол, врага, честь и слава тебе, герой! Сразу видно, сами никого ни разу не убивали. Не знают, что это такое, когда всадишь меч в человека и видишь в этот миг его глаза. У него кишки из раны вывалились, он уже сказать ничего не может, вот-вот помрет, а в глазах ужас и мольба: «Не бей меня больше, мне больно!» Ни один из бардов никогда не написал о том, как воняют пропоротые внутренности. Или о том, что человек в миг смерти обсирается. Болтуны дешевые, одно слово. Шавки изнеженные, вроде этого. – И Каста показала на Леодана. – Только и знают, что враками своими людям голову морочить.

– Может быть, ты права, – сказал Вислав, которого удивили слова этой странной девушки. – Но если не будет поэтов, мир станет скучнее.

– Поспеши с ужином, – сменила тему Каста. – У меня от голода нутро сводит.

– Мне очень понравилась твоя песня, – шепнул Виславу Леодан, когда Каста отошла от них к противоположному борту. – Ты просто мастер! Какой слог, какая метрика! Я в восторге.

– Что? – Вислав вздрогнул, будто проснулся, посмотрел на Леодана. – Чепуха, малыш. Дерьмовая песня.

– Неправда! Ты несправедлив к себе. Эта грубая девица ничего не смыслит в изящных искусствах.