Род Плечеевых, восходящий к Рарогу Объединителю по прямой мужской линии, относится к самой верхушке иерархии аристократических родов Империи. Лишь Император и Его Августейшее Семейство превосходят их благородством происхождения. Как и положено столь родовитому и влиятельному семейству — а богатство Плечеевых не сильно уступало знатности происхождения — они имели множество усадеб и имений по всей Империи. Вторым из них по роскоши был особняк, расположенный в Александровской Слободе. Он уступал родовому гнезду семейства, однако, именно здесь, в непосредственной близости от официальной резиденции Его Величества, постоянно проживал глава семьи — Пётр Павлович Плечеев, доверенный советник Императора и глава Его Величества особой тайной службы, занимавшейся соблюдением интересов короны как в пределах Империи, так и вне оных. Сюда и прибыл с докладом о результатах своей экспедиции к южным рубежам государства его сын — Павел Плечеев.
Сегодня утром он прибыл в Александровскую Слободу, заехал в гостиницу, где немного привёл себя в порядок, и теперь стоял у ворот особняка, держа за уздечку породистого скакуна южных кровей.
— Добро пожаловать домой! — рыжебородый здоровяк граф Домидов на правах друга семьи расположился завтракать прямо в саду особняка, — Мой друг, прошу к столу! С дороги просто необходимо подкрепиться!
Павел на собственном опыте знал, что отказ совместно отобедать нешуточно обидит Домидова, но всё равно ответил:
— Прошу простить, но мне надо к отцу.
Домидов жестом попросил сесть рядом:
— Понимаю, ты задержался в пути. Я наслышан о твоих приключениях. И тем не менее — не стоит торопиться. У него посетитель. Как и всегда, дело невероятно деликатное и совершенно секретное. Я потому и пришёл. Хотел поболтать со старым другом, пока он ожидает приёма у отца.
— Ты просто хочешь быть первым, надеешься разузнать у меня что-нибудь, старый лис.
— И вовсе я не старый, — буркнул Домидов, намазывая икру на тост. Он сунул его в рот целиком, прожевал и оценивающе посмотрел на коня, которого держал под уздцы Дилмурод.
— Красивая скотинка.
— Грешно было пробыть так долго на юге и не прикупить хорошего коня.
— Такие не продаются, не выдумывай.
— Да, я слукавил. Интересная история с конем вышла, расскажу как-нибудь потом.
— Ловлю на слове, — ответил Домидов и сменил тему, — Ведь подумать только, тысячелетиями выводят породу, скрещивают кобыл с жеребцами. Отбирают лучших из лучших, и вот результат. У меня на конезаводе такие мастера работают, лучше нет во всей Империи, ездят по городам и весям, выискивают и скупают лучших из лучших, но до скакунов, подобных твоему, моим лошадёнкам не дотянуться. Даже рядом не стояли.
— Островитяне справились с выведением своей породы чуть больше, чем за полстолетия, — заметил Павел.
— Это потому что они вывезли к себе на остров десяток скакунов с родословной подлиннее твоей. Но вот что меня действительно удивляет, так это то, почему эти красавцы до сих пор не выродились. Ведь чистокровных коней не так много, и их постоянно скрещивают между собой.
— Действительно интересно — почему?
Домидов хмыкнул, отложил очередной бутерброд, взглянул на Плечеева серьёзно.
— Задание выполнил?
— Разумеется.
— Э — эх, не умеешь ты своим талантом распорядиться как следует. Я бы на твоём месте провёл через Голодные Пески полк, а то и дивизию. Вдарил бы с неожиданной стороны по мятежникам…
— Это не мятежники.
— Что? — удивился Домидов.
— Мятежниками называют тех, кто восстаёт против законной власти, а в зоне столкновения интересов империй власти нет — если не считать местных князьков.
— Власть, не подкреплённая силой, ничего не стоит.
— Я встретил там пару человек, наделённых силой.
— Всё едино — дикари. Надо не мешкая ввести войска, поставить толкового человека генерал — губернатором, дороги построить, хозяйство наладить. Сами потом благодарить будут.
— Возможно и будут.
— Тебе что, жалко этих дикарей, что ли? — нахмурился Домидов.
— Нет, их мне не жалко. Мне наших солдат жалко. Сколько бы погибло, если бы я полк провел через пески? Пустынные воины драться умеют, уж поверь. Ты хоть на моего дикаря посмотри, которого я с собой привёл.
Домидов не удостоил Дилмурода даже взглядом. Тот стоял столбом возле коня, мирно объедавшего цветочную клумбу.
— Да какая разница, насколько хорошо дерется твоя ручная обезьянка или сколько на очередной войне погибнет простолюдинов. Они всё равно погибнут, так или иначе. Я ведь, ты сам знаешь, люблю бой. Труса не праздную и другим этого не позволяю.
— Знаю, знаю. Я не про жалость ведь говорю. Сам подумай, где люди больше пользы принесут — погибнув на войне, которой можно было избежать, или работая на твоих заводах? Зачем им воевать, если я могу то, чего не могут тысячи простых людей?