Сын менестреля

Старые песни были Морилу не по душе, и оттого ему стоило немалых трудов заучить их. Дело шло медленно. Кленнен поправлял его, заставлял вернуться к самому началу и дважды остановил во время второго куплета. Что еще неприятнее, к ним подошел Киалан и встал напротив Морила, слушая его. Морил, желая спрятаться от назойливого внимания, между двумя нотами погрузился в грезы и замолчал. Он был с Адоном на зеленой дороге Севера.

— А что, его действительно нужно учить? — спросил Киалан.

— А как иначе, по-твоему, он научится? — вопросом на вопрос ответил Кленнен.

Казалось, Киалан немного смутился.

— Ну… я вроде как думал, что они это усваивают… во время представлений, — ответил он.

— Или мастерство растет само, как волосы и ногти? — предположил Кленнен.

— Нет, я… уфф, чепуха какая! — заявил Киалан и, к великому облегчению Морила, отошел в сторону.

Но он подошел снова, когда Морил закончил и его место заняла Брид. Киалан поймал Морила за рукав:

— Слушай, вы все знаете всю эту музыку, но ты небось не умеешь даже читать и писать, так?

Морил высвободил свой рукав.

— Конечно умею, — сказал он. — Мама нас научила.

И не дав Киалану времени задать еще какие-нибудь нахальные вопросы, улизнул через кусты к ручью. Морил сел на берегу и стал смотреть на сверкающую воду, бегущую по камешкам, блестящим и не очень. Так он и сидел, пока его не позвала Брид.

— Ужин! Умывайся, Морил!

Ужин получился не особенно удачным, да и остатки хлеба оказались совсем черствыми.

— Послушайте, у этого какой-то странный вкус! — объявил Киалан, размазывая свою порцию по тарелке.

Лицо Линайны, никогда не отличавшееся выразительностью, стало совершенно каменным.

— Я собиралась купить в Деренте хлеб и лук, — сказала она. — Но времени не было.

Повисло тяжелое молчание, а потом Кленнен сказал:

— Знаешь, парень, нам предстоит ехать вместе больше ста пятидесяти миль — тебе и нам. Тебе не кажется, что тут следует проявить немного взаимной уступчивости? Мне бы страшно не хотелось разбить о твою голову хорошую квиддеру.

В это время солнце как раз садилось, и лучи его были красными. Но Морил решил, что цвет лица, который сделался у Киалана, объясняется не только закатом. Однако Киалан ничего не сказал. Он молча принял протянутый ему стакан вина и выпил его, но заговорил только гораздо позже. К тому времени Кленнен очень развеселился от выпитого. Широко улыбаясь в свете костра, он привалился спиной к колесу повозки и сказал Дагнеру:

— Спой-ка нам эту свою новую песню.

— Она еще не совсем готова, — ответил Дагнер.

Но поскольку дело было не на представлении, он охотно принес свою квиддеру и наиграл мелодию, которая Морилу показалась очень многообещающей. И совершенно не смущаясь, наполовину спел, наполовину проговорил слова:

Пойдем со мной, пойдем со мной!
Скворец зовет: «Ступай за мной!»
Никто не увидит, никто не поймет,
Куда меня спутник крылатый ведет.
Пойдем, ведь слышен утра зон,
Белеют кипы облаков,
И тает краешек луны,
И жаворонки уже слышны,
Тайком ты на заре уйди,
И полетит он впереди.
Иди тропой в леса, в поля,
Где ждут нас новые края!

— А потом, наверное, повторю первые четыре строки, — сказал Дагнер, глядя на Кленнена.

— Нет, — заявил Кленнен, — не пойдет.

— Ну, могу и не повторять, — робко согласился Дагнер.

— Я имею в виду, что вся песня не пойдет, — пояснил Кленнен.

Дагнер совсем расстроился. Киалан, похоже, не смог сдержаться и возмущенно сказал:

— Почему? Мне показалось, что получается очень даже хорошо.

— Мелодия неплохая, насколько можно судить, — ответил Кленнен. — Но зачем портить такую мелодию этими словами?

— Очень даже хорошие слова, — продолжал настаивать Киалан. — Мне они понравились.

— Мне хотелось написать именно такие слова, — нерешительно проговорил Дагнер.

— Понятно, — сказал Кленнен. — В таком случае не произноси их больше до тех пор, пока мы не окажемся на Севере, — если не хочешь, чтобы нас арестовали как мятежников.

Дагнер попытался объясниться:

— Но я… Она не такая! Я просто хотел сказать, как мне нравится путешествовать в повозке, и… и все такое прочее.

— Правда? — отозвался Кленнен. — А разве ты не слышал песен, которые пели здесь борцы за свободу в год восстания… О, это было шестнадцать лет назад, в год твоего рождения! Они не решались ничего сказать прямо, так что все говорилось намеками. Там были слова «Иди за жаворонком», а в другой — «Свободный, как ветер, и тайный», а самая популярная — «Иди в долину на заре». Здешние бароны до сих пор вешают всякого, кто поет такие слова.

— И я считаю, что это нелепо! — взорвался Киалан. — Почему людям нельзя здесь петь то, что им хочется? Что тут произошло со всеми?