«…сын Музы, Аполлонов избранник…». Статьи, эссе, заметки о личности и творчестве А. С. Пушкина

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон…[64]

А доказательство истины этих стихов, – вообще изумительно правдивых, – разве не видим мы в факте, что Пушкин времен кишиневских скандалов, да и ссоры с Дантесом – Геккерном{168}, и автор «Пророка» один и тот же человек.

Полно! – действительно ли Пушкин только «человек»?

По плоти, – разумеется, да! Но, – по духу?

Когда Том Мур{169} сжег дневник Байрона{170}, Пушкин выступил в защиту этого вандализма.

«Светской черни мало было видеть Байрона в единоборстве с общественным мнением чуть не всего мира, мало наблюдать его среди пожарищ воскресающей Греции: ей подавай Байрона… на стуле! – писал Пушкин одному из друзей.

Ординарным людям приятно думать, что величайший поэт своего времени и ест, и пьет, и спит также, как они, и, конечно, они с радостью ухватились бы за его дневник.

Так врете же, он и ел, и пил, и спал, да не так, как вы»!{171}[65]

Да, и Пушкин был человеком, и притом, – грешным человеком.

Но в то же время он был и гением, а потому и грешил-то не так, как ординарные люди, и грехов его не надо ни скрывать, ни соблазняться ими.

Во всяком случае, он обладал вполне свойствами, которые древние эллины приписывали своим богам: совершенным чувством меры и вечной юностью, – несмотря на раннюю зрелость.

Со дня его смерти прошло сто лет. Сто лет это три человеческих поколения.

А раскройте книгу его творений, и на вас пахнет свежестью прекрасного раннего утра.

Много ли писателей на Руси, которые не устарели, или не устареют, через сотню лет после кончины?

А вместе с тем, чьи же произведения лучше отражают эпоху своего автора, чем пушкинские?

И как ни подыскивая похвальных эпитетов творчеству этого национального нашего гения, какими восторгами ни отвечай на зов его музы, – все не придумаешь ничего лучше одного надгробия времен итальянского Возрождения:

Танто номини нуль пар элогиум{172}
(Такому имени нет равной похвалы!)

Пушкин – наше знамя {173}

Сегодня исполняется сто лет со дня трагической гибели нашего величайшего национального поэта – А. С. Пушкина.

Русские люди, как живущие в СССР, так и «в рассеянии сущие»{174} давно уже готовились отметить эту великую годовщину.

Поэтому сегодня прославление памяти А. С. Пушкина, так чудесно названного Солнцем Русской Культуры{175}, принимает характер грандиозного, воистину всемирного торжества, объединившего всех наших соотечественников.

По беглым подсчетам эмигрантских газет, в Зарубежной Руси образовалось более сотни Пушкинских комитетов, деятельно готовившихся к предстоящим торжествам{176}.

В пышных европейских столицах, в шумных, деловых городах Америки, под жгучим солнцем тропиков и хмурым небом Севера, на Дальнем Востоке и Дальнем Западе, словом везде, где есть хотя бы горсточка русских людей, а где их только нет в наше время, сегодня зазвучат пушкинские стихи и будет прославляться память русского гения.

Так суждено было исполниться вещему предвидению поэта, высказанному им в «Памятнике», к которому воистину «не заросла народная тропа».

Больше того, на долю эмиграции выпала историческая миссия популяризировать творения Пушкина среди чужих народов, привлечь к ним внимание цивилизованного мира и прежде всего Европейского человечества, до сих пор сравнительно мало знакомого с величайшим русским поэтом, являющимся лучшим выразителем нашей национальной души и лучшим истолкователем России.

Большевики, так бесцеремонно присвоившие себе Пушкина, после всех надругательств над ним, над его памятью, тоже отмечают сегодняшний день пышным торжеством и митингом.

Сейчас в СССР в мельчайших деталях восстанавливается петербургская квартира и Михайловский флигель Пушкина, выходит новым изданием Собрание сочинений пушкинских творений, выпускается множество книг по Пушкину и о Пушкине{177}.

Но за всеми этими казенными торжествами – нет того энтузиазма и той любви, которая согревает и одухотворяет скромные «Пушкинские дни» русской эмиграции.

Пушкин, как национальный поэт и русский гений, как великий патриот и певец Великодержавной Императорской России – не только органически чужд, но и просто враждебен – большевизму и как бы ни старались советские «пушкинцианцы» сделать из него революционера{178} – светлый дух Пушкина сейчас не с ними.

Напротив, эмиграция за годы изгнания еще теснее сдружилась с Пушкиным, всегда бывшим для нас не только «первой любовью»[66] но и вечным спутником и учителем.

За годы эмиграции мы научились лучше понимать и еще больше любить Пушкина, суровая школа изгнания обострила наш слух и открыла нам новые потаенные стороны его творчества.

Творения Пушкина превратились для нас в подлинную национальную Библию, которая сопровождает нас с детский лет до могилы.

С нею мы не расстанемся во всех скитаниях нашей эмигрантской жизни, и через нее лежит наш путь на родину.

Пушкин с нами.