«…сын Музы, Аполлонов избранник…». Статьи, эссе, заметки о личности и творчестве А. С. Пушкина

Публицистика К. И. Зайцева наделена четко выраженной мировоззренческой установкой, о чем он писал в статье «Борьба за Пушкина»[9]. Именно «борьба», потому что он категорически не приемлет тех методов изучения наследия Пушкина, которые, которые по его мнению, установились в Советской России. Пропаганда, «наукообразная мертвечина», развернутая вокруг имени классика и его произведений – это часть борьбы мировоззрений, которая идет «в настоящее время во всем мире на всех фронтах, в самых маловероятных формах, в самых неожиданных сочетаниях». Советская власть прославляет Пушкина как предтечу советского строя, тем самым искажая самую идею личности и творчества поэта, как она сложилась в сознании нескольких поколений. Творчество Пушкина – бесспорная ценность «национальной России», по представлению К. И. Зайцева, нещадно фальсифицируется и искажается. Тут справедливее было бы говорить о «столкновении» «мировых сил». Поэтому, употребляя предложенное П. В. Струве словосочетание «зарубежная Россия», Зайцев мечтает об объединении всех «в боевую семью» – под знаменем Пушкина, «как бесспорным для всех наглядным и каждому понятным символом той России, к которой считают себя принадлежащими все русские эмигранты, без различия политических оттенков». Именно на эмиграции лежит ответственность за ответ на вопрос: кто же такой был подлинный Пушкин? Каково было его истинное лицо?

Иностранный читатель, полагает Зайцев, чаще всего ждёт от русской литературы «проблематики», «экзотики, мятежности, борения, изощренного новаторства, чего-то дразнящего нервы, тревожащего дух». Не найдя всего этого у слишком классического нашего Пушкина, отворачивается от него. Ему трудно понять, что Пушкин – «воплощенное душевное равновесие, спокойствие». Барьер между произведениями Пушкина и иностранными читателями остается непреодолимым и, по-видимому, с этим необходимо смириться. Иностранец «по общему правилу, не чувствует Пушкина, равно как он не чувствует и величайшего русского композитора Глинку, родственного по духу Пушкину». В этом заключается не только проблема Пушкина, но проблема всей России. Ведь «исторической реальностью является только пушкинская Россия». Великие русские писатели, включая Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и А. П. Чехова, в своих произведениях воспроизводили «некий уклон русского духа», изображали Россию историческую в ее бытовых и духовных проявлениях. Россия Чехова – это «Россия на ущербе». Достоевский «гениально-фантастически» показывает происходящую в недрах России борьбу духа, чуждаясь «бытовой» России. Историческая Россия переносится Толстым на полотнища его величественных «романов-рек» – «лишь для того, чтобы стать предметом позднейшего отказа от них. «Толстой в целом есть своего рода интеллигентски-сектантское “самосожжение” исторической России». Один только Пушкин воплотил в своем творчестве Россию «во всей ее индивидуально-исторической конкретности». «Пушкин – наше всё», все остальное – «произвольная стилизация, а иногда и подлинная фантастика».

* * *

Не менее показателен пример Георгия Константиновича Гинса (1887–1971) – юриста, журналиста, эмигрировавшего в Харбин в 1920 г. и занимавшегося там активной общественной и политической деятельностью. В известной степени преуспевший в коммерческой деятельности, Г. К. Гинс, являясь одним из основателей магазина под названием «Русско-Маньчжурская книготорговля», занимался продажей учебных пособий, научных трудов эмигрантской литературы. Одновременно читал лекции на Юридическом факультете и был бессменным редактором «Известий Юридического факультета». Под его редакцией вышло двенадцать томов этого издания. Он не чуждался литературных тем, рассуждал о художественном творчестве писателей отнюдь не как дилетант. Подтверждение тому – его цикл об А. С. Пушкине, напечатанный в харбинской газете «Заря» и журнале «Рубеж»[10].

Г. К. Гинс органически сплавляет художественную интуицию и логико-понятийные рассуждения. Он стремится охватить личность и творчество гения русской литературы со всех сторон, особенно же – со стороны исторической и нравственной ценности и личной судьбы поэта и его произведений. Исходя из мысли, что само «появление Пушкина кажется чудесным», публицист последовательно показывает: это кажущееся чудом рождение Пушкина было обретено, завоевано, выстрадано историческим назначением России. Пушкин «велик не только своим мастерством художника». Он богат, разнообразен и глубок «по содержанию своих произведений», подобно тому, как богаты, разнообразны и непостижимы русская природа, русский дух.