Сын на отца

— Смута идет, как сто лет тому назад было. Только наш царь Петр самозванцем оказался, его за морем подменили на немца. Лефорт, собака, постарался, нашел немчина похожего, вот вам и русский царь! А где это видно, чтоб цари сами людей пытали, их кровь лили и пили, в падучую болезнь падали, да на солдатских шлюхах женились?

— О да, — отозвался Янек Бущанский, которого Август представил им как провожатого, но больше походивший на доверенного человека, с тайным заданием и наказом.

— Все смеются при дворах монархов, как сказывали. Животы придворные от хохота надрывают. А прусский король Фридрих-Вильгельм изрек, что любая королева может повести себя как шлюха, но вот из никакой шлюхи, кроме русской царицы, не выйдет королевы! Сразу видно — не монарх природный, а «подменыш» на ваш трон уселся.

— Ничего, пинка под зад, и выгоним из страны. Молодой царь Алексей добрый, манифестом своим одарил — жить станет намного легче, а служить так вообще одну седьмицу лет.

— Сколько?!

— Всего семь лет служба рекрутская будет длиться. А там десяток десятин выделят и десять лет без всяких налогов и податей! И «почетным подданным» — деток только в школу определить нужно. Я полное право уйти имею, но второй срок лучше отслужу — денег вдвое больше пойдет. Хозяйством обзаводиться надо, потому рублики нужны.

— Да, добрый царь будет — такому и послужить можно…

Глава 10

— Михайло Голицын руку Петра держать до последнего будет — он ведь барабанщиком в «потешных» начинал, еще при Софье. Так что гвардию против нас он поведет, тяжко станет!

— Ты, Василий Владимирович, панихиду по войску не загадывай. В бою не подведут наши стрельцы!

Слово фельдмаршала упало с губ — прежнее название утвердилось легко, вот только наполнение его стало совсем иным. Так нынче царем Алексеем фузилеров в полках было велено впредь называть дальше. От иноземных слов понемногу избавлялись — словно парик скидывали, с накопившимися там блохами и вшами.

— Пехоты у нас больше, конницы поменьше, и что с того?! Служивые к нам бегут, а не от нас — значит, на нашей стороне правда. И сила растет с каждым часом, а когда из Малороссии казацкие полки подойдут, то сомнем драгун Меншикова. Пока же на Тверь смысла идти нет — грязь месить по дорогам, да и лед на реках вскрылся.

— Это так, теперь конца апреля ждать надобно, дороги подсохнут, леса зазеленеют. И в силах тяжких двинемся до самого Петербурга — там уже вконец оголодают, животы сводить будет.

Князь Долгорукий хохотнул, однако смех был невеселый. Борис Петрович его хорошо понимал — младший брат попал в руки царя, и хлебнет горя полной ложкой. Казнить вряд ли его решаться — Петр Алексеевич старался не трогать знатные рода, тем более не бросать аристократов на плаху. Хотя порой на тех же пьянках заставлял многих пить неимоверно, до бесчувствия полного, отчего многие душу богу отдавали.

Но кто его знает — после Твери словно взбесился, в любую жестокость «кукуйского чертушки» верилось!

— Измором возьмем потихоньку, да облавами. Тверь разорена с округой, хлеба неурожай был — деваться «подменышу» некуда. Токмо на Москву через нас идти, а мы не пропустим!

— «Подменыш» может и упрям, но Меншиков хитер, сообразит какую-нибудь гадость сотворить. Да уж — «подменыш», лучше не придумаешь. Может правду люди говорят, что отец его настоящий либо патриарх Иоаким, что больно ласков с его матерью был, или вообще кровосмешение получилось от Ваньки Нарышкина. Папаш двое — и с обоими ликом и повадками схож, на нравом необузданным!

— Ты говори, но не заговаривайся, княже, — Борис Петрович сверкнул глазами, но сдержался, спокойно пояснив:

— Слов твоих я не слышал, а ты мне их не говорил. Потому, что царевич Алексей природный царь и великий государь, а иначе какая кровь в нем будет, сам подумай, если родитель из выблядков?!

— Прости, это я ляпнул по глупости, не подумал, — сконфуженно отозвался Долгорукий, и негромко произнес:

— А вот настоящего царя Петра будем считать, что подменили. Я так сам подумал, когда он из Голландии прибыл и стал стрельцов казнить люто. Так сурово даже с разинцами не обходились, кровь потоком лилась на Красной площади, сапоги замочить можно было. «Подменыш» так и есть, и пусть «подменышем» и умрет!

Произнеся последние слова, князь внимательно посмотрел на фельдмаршала. Тот встретил его взгляд совершенно спокойно, только уголок губ сложился в горестной складке.

— Смута нам не нужна, и царь должен оставаться на троне один! И он у нас есть, а другого не нужно!

— Ни потомков от него, граф! «Воренка» Маринки Мнишек удавили, как и полячку — а она знатной особой была, в отличие от Марты, беспутной девки, что царствует сейчас над нами!

— Следует избавить великого государя Алексея от этой докуки, не ему ведь приказ отдавать, когда верные слуги имеются!