А то начнет еще докапываться.
— Староста Тобар, зачем же вы маму вспомнили!.. Недавно только похоронил-и-и-и! — взвыла я, мысленно прося прощения у своей родной матушки.
Та, слава богу, была жива, здорова и готовилась через пару недель отправиться в йога-тур на Бали, потому что мой развод сильно пошатнул ее душевное равновесие.
На лицо Тобара робко начали возвращаться краски, и он забормотал извинения. На улице за дверью послышался топот, как будто-то кто-то быстро-быстро бежал, а следом — кудахтанье.
Они там что, кур гоняют?
— Кэтэлина, значит. Кошка. Я должен был догадаться. Вы долго так стоять будете? — осведомился дракон. — Заготовка для вирного ошейника, и побыстрее.
Тобар тут же побледнел, забормотал что-то, а затем рухнул на колени.
— Инфаркт, — пробормотала я, а потом сообразила, что Тобар сделал это нарочно.
— Ваша светлость, смилуйтесь! Огненный, помоги мне! Спаси! Спаси меня, Огненный боже, дай сил мне, смилуйся… — голос Тобара упал до шепота.
— Что ты там бормочешь?
Илинка бросила взгляд на Тобара и выступила вперед. Опустила глаза и заговорила:
— Ваша светлость, позвольте сделать все, как полагается. Ваша светлость, гнев Огненного страшен. Сказано в «Ромской правде», что девушка, в виру дракону назначенная, время от рассвета до заката в молитвах Огненному и в покаянии проводит. А дракону положено…
— Ты будешь говорить, что мне положено? — холодно осведомился дракон.
Тобар наклонился, как будто хотел удариться лбом об пол, но круглый живот не позволил ему такой роскоши.
— Заготовки для вирного ошейника мы в подковы переплавили, — прошептал он, и Илинка поджала губы.
— Сын ты кошкин, — отозвался дракон. — Ну так бегите в соседнюю деревню! Выкуйте новые!
— Мы ее доставим, ваша светлость. В Бьертан, как полагается. И ошейник будет в лучшем виде. Ваша светлость! Волоса с ее головы не упадет.
Рука дракона ненавязчиво легла на рукоять меча.
— Чтобы к вечеру все было готово, где хотите ошейник ищите. И про волосы на ее голове мы еще отдельно поговорим, чтобы ни единый не упал. Накройте мне завтрак. За ней смотрите, как за дочерью.
Дракон вышел, и мне показалось, что от его шагов содрогался пол. Дверь хлопнула, староста, стоя на коленях, выпрямился. Вытер пот со лба.
К вечеру, значит. Неплохо. Надеюсь, появится возможность сбежать.
Живот голодно забурчал.
***
Я думала, что староста примется допрашивать меня с пристрастием, выяснять, кто я такая и откуда, уже приготовилась врать напропалую, шантажировать и вести сократический диалог в лучших традициях методики «задури голову собеседнику», но ничего этого не понадобилось.
Илинка бросила взгляд на Тобара, который тяжело поднимался с колен.
— Я же просила! — возмутилась она. — Еще месяц назад! Тобар! Кузнец меня не слушает даже, говорит “баба”!
— Да кто же знал, что заготовка понадобится? — ответил он, тяжело дыша, и приложил руку к груди. — Даже мой дед не помнит, когда в последний раз драконы требовали в наших местах виру. Свалились на мою голову. — Он обернулся к Илинке, крупнее ее раза в три. Лицо его побагровело. — Ты мной будешь командовать? Ты почему не предупредила, что его светлость идет? Одни проблемы от тебя!
Он замахнулся, но в сантиметре от головы Илинки замер. Та вздрогнула, а после паузы сказала:
— Пошлю в соседнюю деревню. Дай Огненный, все обойдется. Давай я тебя пока развяжу.
Последнее она говорила уже мне, и я не смогла найти сил, чтобы сейчас с ней спорить. Покончив с ремнями, Илинка посадила меня на диван и попросила подождать. Тобар в это время уселся за стол и налил в стакан непонятной мутноватой жидкости из большой бутылки с узким горлом.
Разумеется, мне, как и Илинке, он выпить не предложил.
Вернулась она достаточно быстро, неся в руках доску с головкой сыра, хлебом и глиняным кувшином. Через ее плечо был перекинут отрез белой ткани.
Я растирала запястья и пыталась заново научиться стоять на своих двоих.
— Вот это надень, — она сунула мне в руки ткань. — Матушка Велка уже ждет.
— Я…
— Ну что уставилась на меня? Перекуси, и пойдем.
Хлеб был мягким и вкусным, еще немного теплым, а сыр по вкусу напоминал творог: прохладный, кисловатый, он рассыпался во рту. В кувшине обнаружилось молоко, упоительно жирное, вкусно пахнущее. Я и сама не заметила, как съела все до крошки.
Илинка протянула мне белую ткань, которая оказалась плащом, и вывела на улицу. Дракона видно не было, но, судя по тому, что деревня враз опустела, даже кур убрали с дороги, его светлость оставался где-то поблизости.
Мы обошли дом старосты и зашагали по дороге, с обеих сторон окруженной крепкими добротными избами. Деревня, куда меня принес дракон, была довольно большой: по крайней мере, шли мы уже минут пять, а заканчиваться она не собиралась.
Я скосила глаза на Илинку: губы у нее были поджаты, между бровей — морщинка. Поймав мой взгляд, она бросила:
— Пойдем. Особая изба у нас там.
— Какая-какая?
— Особая. — Обернувшись на меня, Илинка вдруг покраснела. — Ты не думай, это Тобар всем занимается, я так... его слушаюсь. Пойдем. Давай, тебя помыть надо, Огненному хвалу вознести. А уже солнце высоко.